Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
– Нет, – Халаан прямо посмотрел в лицо разочарованной женщины. – Оно воздействует лишь на старлинга. Помнится, я уже объяснял вам механизм его действия. Волны излучения, посылаемые установкой, разрушают связи хранителя и его звезды окончательно и бесповоротно, отчего бессмертная душа старлинга гибнет, а его ядро разрушается, заставляя звезду коллапсировать.
– Раз уж речь зашла об этом, – Мать, казалось, напрочь забыла о том раздражении и гневе, что испытывала несколько минут назад, полностью захваченная собственным любопытством. – Если вам также ненавистен Лайтонен, почему вы прибегаете к помощи другой стороны, чтобы уничтожить его?
– Боюсь, вы неверно трактуете мои мотивы. – Халаан снисходительно
– Родитель? – В замешательстве воскликнула Джерр, во все глаза разглядывая старлинга. – Так вы – отец Тимо?!
– В обществе Перворождённых нет ни «отцов» ни «матерей». Тайна рождения звёздных хранителей до сих пор не раскрыта и даже сам Высокий не сможет ответить на этот вопрос. Однако как только у новорождённой звезды появляется душа, ей назначают опекуна из числа более старших старлингов, в обязанности которых входит ознакомление юного хранителя с его силами, возможностями и структурой мироздания, а так же просвещает относительно заботы о планетах, входящих в звёздную систему новорождённого. Мне повезло. – эн Суйге слабо улыбнулся и если бы Джерр не узнала его достаточно хорошо за те месяцы, которые провела в обществе старлинга, то сочла бы эту улыбку почти печальной. – Высокий Оол позволил мне взять на воспитание сразу двух юных хранителей. К сожалению, и Рада и Таймури вошли в число Потерянных. Чтобы не допустить повторения истории с ан Горой, я бы предпочёл убить Таймури, чем увидеть, во что превратит его наказание.
– Что ж, с удовольствием выполню ваше пожелание, – хищно улыбнулась Джерр.
– Араши Йонен будет ценным союзником только в том случае, если вы сможете его заинтересовать, моя Повелительница. – Счёл нужным напомнить Халаан. – Он на удивление практично мыслит для демиурга.
– Кстати, – вдруг вспомнила Мать. – Когда вы разделили щенков Лайтонена на два лагеря, то позабыли об одном.
Повинуясь жесту Владычицы, на передний план экрана выдвинулась голография Энрике Бришелла.
– Что с ним? Кто он?
– О, – протянул эн Суйге, внимательно разглядывая снимок. – Это очень… очень интересный случай. Пожалуй, даже настолько, чтобы привлечь внимание самого Оола. Двоедушный, чья природа – не свет и не тьма, потому что он одинаково служит обеим сторонам.
Сказав это, старлинг вышел из конференц-зала, оставив Мать наедине со своими мыслями и портретами претендентов на трон Империи Мэру. Идя по коридору, невозмутимый звёздный странник думал о том, что разговор с Повелительницей Кошек разбередил немало его ран, главной из которых была необходимость уничтожить Тимо раньше, чем его обнаружат остальные Перворождённые. Воспоминания о Раде, о том, какой она стала, расплавленным свинцом выжигало всю его наивную веру в благостность Высокого, в идеалы, которые Оол проповедовал со своего сверкающего трона Ядра Галактики. Нет, её не убили, и маленькое жёлтое солнышко по-прежнему освещало свои планеты… но личность Рады была безвозвратно утрачена, отформатирована, отфильтрована и той любознательной девчонки с сияющими глазами, что с таким интересом слушала его рассказы, не стало. Пустая оболочка,
====== Глава 18. Переговоры. Часть 6 ======
Хаашим понял, что с планом побега стоит поторопиться, когда по Аглору стали гулять слухи, будто на станцию в скором времени прибудет сам Хаффи, Воплощение Великого Дракона, свергнувший Триумвират и провозгласивший себя не меньше чем единовластным правителем над всеми Гнёздами – Императором Хсаш.
Может быть, это известие и заставило сердца многих пленённых хсаши биться быстрее в ожидании освобождения от ужасной, позорной участи смерти в рабстве... да только Хаашим не был из их числа. Он не испытывал религиозного экстаза, слыша о чудесах, якобы явленных Избранником Хъярры, и не желал принимать спасение от кого-то, возомнившего себя Предвестником, стоявшим над всеми хсаши. Хаашим верил только в себя, и в то, что своими силами сможет оказаться на воле, разбив цепи и рабский ошейник, потому не собирался делить свой триумф с Драконом. Он, истинный сын своего гордого народа, с достоинством встретит смерть в случае неудачи, но не допустит, чтобы его видели жалким, униженным лакеем!
Так думал он, лёжа на пуховых, мягчайших перинах, устилавших шикарное хозяйское ложе, обнимая уснувшую после любовных игр Хельгу. Потолок спальни изображал ночное небо, в котором тихо проплывали, таинственно мерцая, голографические звёздочки, образуя неизвестные хсаши созвездия. Скрытые от взгляда хитроумные механизмы проецировали мягкий, рассеянный свет, нежно-серебристый и словно бы искрящийся фальшивый лунный лабиринт, по которому разум Хаашима бесплодно скитался вот уже пять месяцев, ибо ровно столько длился его безумный роман с женщиной человеческого рода.
Сначала он намеревался ранить, унизить её этой запретной связью, осквернить чистоту и доброту, что она ему дарила, однако, сама того не ведая, светлая волшебница из Дома Серой Кошки превратила озлобленность мужчины в нечто удивительно-непознанное для Хаашима и те чувства, что он начал испытывать к Хельге, всё больше и больше приобретали оттенки нежности, даже мягкой влюблённости.
Опасные мысли. Неправильные.
Хаашим раздражённо нахмурился, не в силах разобраться в ребусе своих эмоций. Невесомо-серебристый свет тонкой паутинкой ложился на обнажённое плечо Хельги – округлое, манящее.
У Ал-Хиссы была совсем другая луна – сырно-жёлтая, рождающая мистические волны тумана, поднимающиеся с остывающих за ночь раскалённых песков пустыни... как и в прошлой жизни Йахшим-хааза царила совсем другая женщина со звучным, искрящимся именем Хайат. И пусть в мыслях он уже попрощался со своей первой любовью, сердце по-прежнему звало Хаашима домой. Туда, где не место изнеженным красавицам вроде Хельги. Где эссы сильны и мудры, а на их бронзовых от загара упругих, по-звериному гибких телах сверкают чешуйки-хэле, расписывая их неповторимыми, ежесекундно сменяющими друг друга узорами.
Хаашим бросил ревнивый взгляд на спящую Хельгу. Её сила была иного толка. Она умела располагать к себе окружающих, пробуждать светлые чувства даже в том, кто никогда бы не заподозрил в своём сердце нежности и любви. Светлая, мягкая, отзывчивая, всегда готовая помочь в нужде... может эссы, о которых грезил Хаашим, и были прекрасны, но уж не восхитительнее Хельги Гэлли. И в этом он был уверен абсолютно.
Любовь ко всем приходит по-разному: к кому-то она врывается в вихре весеннего вальса и лепестков первых распустившихся цветов, кто-то встречает её, долгожданную, облачённую в трогательно-белоснежный наряд невесты... К Хаашиму любовь подкралась, словно полночный вор – тихо, вкрадчиво вошла в его сердце, навсегда лишив покоя, отравив мысли о свободе.