Игры сердца
Шрифт:
Избушка была занесена снегом так, что даже окна виднелись над сугробами лишь верхними резными наличниками.
– Постой здесь, – сказал Даня и шагнул с тропинки в снег.
Он обошел дом и вернулся с широкой деревянной лопатой. Времени на это ушло немало, потому что с каждым шагом Даня снова и снова проваливался в снег по пояс.
Пока он разбрасывал снег, двигаясь от избушки к калитке, Нелька стояла на тропинке у покосившейся изгороди, и ей было стыдно, что она просто стоит и ничего не делает.
Из-за мороза снег взлетал над лопатой так, словно падал с земли обратно в небо.
– Дань,
Он не оторвался от своего занятия, и она поняла, что ответа на подобное предложение ожидать от него не приходится.
– Ну вот, – сказал он, наконец останавливаясь перед нею. – Теперь пойдем.
Его голова была запорошена снегом так, что казалось, будто она стала седая. Это было странное впечатление: невозможно было представить Даню седым – так много в нем было того, что связывается только с молодостью. Нелька протянула руку и стряхнула снег с его головы. Он бросил на нее быстрый взгляд – ей показалось, что удивленный, – и сразу отвел глаза.
– Пойдем, – повторил он. – Там тебе интересно будет.
Они прошли по свежерасчищенной дорожке. Даня отомкнул и снял с двери навесной замок. Дверь скрипнула так таинственно, как будто это был волшебный Сезам. Впрочем, Нелька уже поняла: раз Даня говорит, что будет интересно, значит, именно волшебный Сезам ее и ожидает. Хоть в чайнике с отбитым носиком, хоть в деревенской избушке.
Глава 8
В избе было так стыло, что мороз на улице казался пустяком по сравнению с этой мертвой, стиснутой заиндевелыми бревнами стужей. Свет еле пробивался через маленькие оконца.
– Пока ты будешь деревяшки смотреть, я печку растоплю, – сказал Даня.
– Может, я… – Нелька хотела сказать, что может помочь ему в растопке, но поняла, что не стоит понапрасну сотрясать воздух такими предложениями. Тем более такой холодный воздух. – А где эти деревяшки? – спросила она.
Но как раз в это мгновенье ее глаза привыкли к полумраку, и… И она ахнула!
– Даня… – оторопело оглядывая комнату, проговорила Нелька. – Это же… вообще непонятно что такое!
– Да нет, – сказал он. – По-моему, как раз очень понятно, что это такое.
Большая, совсем без мебели комната вся была заставлена деревянными скульптурами. То есть не скульптурами, а карикатурами. Это были самые настоящие карикатуры из дерева!
На голове у маленького полураздавленного человечка сидел большой, с самодовольной рожей. На нижнем краю скульптуры было вырезано название – «Старший брат». Перевязанный веревками тюк назывался «Свобода». Вообще каждая скульптура была подписана, и Нелька читала названия с не меньшим интересом, чем разглядывала их. «Хам», «Мыслитель местного масштаба», «Кому на Руси жить хорошо», «Молох», «Слухи»…
Она переходила от одной фигуры к другой, и ей казалось, что с каждой из них можно разговаривать. Да нет, не казалось ей это – она в самом деле слышала их голоса.
Нелька оглянулась на Даню – может, и он слышит? Но он был занят только печкой. Огонь в ней уже полыхал вовсю, и Даня как раз подкладывал в жаркое пламя еще дров.
Нелька даже про скульптуры на минутку забыла, до того удивительно ей было видеть, как он опускает пальцы в огонь, словно в воду.
– Дань, –
– Нет, – не глядя на нее, ответил он.
Голос у него был почему-то сердитый.
– А почему ты сердишься? – тут же спросила Нелька.
– Потому что тяга плохая. – Он наконец посмотрел на нее и улыбнулся. – Но больше не буду.
– Что не будешь?
– Сердиться не буду. Тяга – ерунда. Ну как, нравятся деревяшки?
– Ужасно! – воскликнула Нелька. – Ужасно нравятся! Они совсем живые.
– Да, – кивнул Даня. – Володя в них весь. Это друг мой, тот, который умер. Он из Москвы на Камчатку уехал. Не за туманом и запахом тайги – без всяких этих пошлостей. Он скульптор был очень хороший, а гнобили его страшно, ничего делать не давали. Про выставку, понятно, и речи быть не могло, про заказы тоже. Ну, а там он в экспедицию к нам устроился рабочим и делал что хотел. Вот, скульптуры эти… Он когда понял, что такое каменная береза, то как дитя малое радовался, честное слово. Она ведь особенная. И что Володя с ней вытворял – это не кружковые поделки из живописных природных коряжек.
– Я вижу, – кивнула Нелли. – Он правда здесь весь, твой друг. Он веселый был, наверное. Я это очень сильно чувствую, честное слово. Хотя его и не знала.
Печная дверца по-прежнему была открыта, но Даня уже не сидел перед ней на корточках, а стоял во весь рост. И отблески пламени теперь освещали его лицо снизу, и от этого выражение его лица менялось так неуловимо и завораживающе, что Нелька не могла отвести от него глаз. Оно становилось то суровым, то таинственным, то веселым, то грустным – и все это был он, Даня, и она не понимала, как это он только что казался ей таким понятным… Но, не понимая, она по-прежнему чувствовала ту же легкость, которая охватила ее с первых, теперь уже и забытых даже слов, которые они сказали друг другу.
– Сейчас чаю вскипятим, – сказал Даня. – И картошку испечем.
– А где же мы ее возьмем? – удивилась Нелька.
Печка еще не нагрела комнату, и было так холодно, что даже деревянные скульптуры, казалось, должны были мерзнуть. И какая же в таком холоде может быть картошка?
– В подполе возьмем, – сказал Даня. – Я осенью, когда скульптуры эти сюда перевозил, купил у соседки мешок. Кажется, что-то еще осталось.
Он принес из сеней старую корзину, слазил в подпол – Нелька при этом с любопытством заглядывала вниз, потому что ей было интересно все, что он делал, – и поднял оттуда корзину с картошкой. Картошка была такая, как будто ее только что выкопали, и выглядела до того аппетитно, что Нелька сразу почувствовала, как сильно проголодалась.
Каким-то удивительным образом Даня тоже почувствовал ее голод.
– Кстати, есть ведь бульон, – сказал он, расстегивая свой рюкзак. – Мама всучила все-таки. Он в термосе, горячий. Ты выпей, пока я картошку буду печь. Заодно согреешься.
– Нет, – все же отказалась Нелька.
Даня засмеялся.
– Аппетит на картошку бережешь? – догадался он.
– Ну как ты всегда все знаешь? – воскликнула она. – Прямо страшно с тобой!
– Чего уж такого страшного? – Он пожал плечами. – Говорю же, у тебя все на лице написано. Ладно, давай тогда вместе картошку печь. Это тебе интересно будет.