Игры сердца
Шрифт:
Но сегодня не было никого. Нелька даже встревожилась, когда, войдя в темный коридор чердака, не услышала по дороге к Олеговой комнате ни звука. Она подумала, не случилось ли чего, и спросила об этом прямо с порога.
– Случилось, Нелличка, случилось!
Когда Олег отвечал на Нелькин встревоженный вопрос, то голос у него звенел каким-то непонятным торжеством.
– Что-то хорошее, да? – спросила она.
– Не просто хорошее – замечательное. Смотри!
Он подвел Нельку к своему мольберту. Холст на этом мольберте уже целый месяц был пуст, Олег только загрунтовал его,
И вот теперь на холсте появился подмалевок. Будущая картина была прорисована вся – наверное, Олег работал целый день.
– Ого! – удивилась Нелька. – Ты что, вообще сегодня от мольберта не отходил?
– Да! – Глаза у Олега лихорадочно блестели. – Такое со мной сегодня было… Кто-то рукой моей водил!
Нелька посмотрела на него с восхищением: повезло же – такое вдохновение! Потом она перевела взгляд на холст.
На переднем плане громоздилось лицо древнего витязя в шлеме. Глаза у него были огромные, на пол-лица. Брови были сдвинуты, губы крепко сжаты. Весь его вид выражал суровую готовность к битве. За спиной у витязя до самого горизонта толпились воины в таких же, как у него, шлемах, с копьями. Над копьями вились знамена, а из-за горизонта вставало солнце.
– Ну как? – спросил Олег.
Странно прозвучал его вопрос, совсем без вопросительной интонации. Похоже, он не сомневался в Нелькином восторге.
– Да… – пробормотала она. – Красиво, конечно… – И, не сдержавшись, выпалила: – Только слишком уж красиво!
– Что значит слишком?
Теперь голос Олега прозвучал напряженно.
Нелька вдруг вспомнила Филатову, соседку по коммуналке у Рогожской Заставы, – вспомнила, как та восхищалась красивой сиренью, которую Нелька написала по заданию в художке. Странно было, что она вспомнила об этом сейчас – при чем Олег к какой-то глупой старухе! – но связь между той сиренью и этим витязем она чувствовала ясно.
– Слишком – значит слишком, – сказала Нелька. – Слишком в лоб. «Но сурово брови мы насупим, если враг захочет нас сломать!» – вспомнила она песню, которую то и дело исполнял по радио Краснознаменный военный хор.
Радио вечно было включено на кухне коммуналки, там Нелька эту песню и слышала.
– Интересное у тебя впечатление… – проговорил Олег. Голос его прозвучал как-то утробно, как будто шел откуда-то из желудка. – А тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь?
– Почему? – удивилась Нелька.
Она действительно удивилась – не поняла, что он имеет в виду. Она же просто сказала то, что подумала, увидев этот набросок на холсте.
– Потому что соплячка еще! – Олег выкрикнул это так, что Нелька даже отшатнулась: на секунду ей показалось, что он ее сейчас ударит. Но он не ударил, конечно. – Что ты можешь в этом понимать?!
– В чем – в этом?
Нелька почувствовала, как у нее бледнеют щеки. Очень странно было это почувствовать – такое происходило с нею впервые.
– В искусстве! В жизни! Ни в чем ты ни хрена не понимаешь!
Это прозвучало как выстрел. Или как удар. Нелька даже за щеку схватилась. Щека была холодная, как ледышка.
– Ты… что? – с трудом проговорила она. – Как ты… можешь?…
И, ничего перед собою не видя, ударившись плечом о дверной косяк, вылетела из комнаты.
Глава 6
Чистопрудный бульвар продувался вьюгой насквозь. Снег лежал на льду пруда неподвижными мертвыми волнами, и казалось, что пруд превратился в страшное зимнее море.
Почему зимнее море должно казаться страшным, Нелька не знала. Да она и не видела зимнего моря никогда. Но вьюга всегда нагоняла на нее тоску, а из-за того, что произошло с нею этим вечером, тоска превращалась в отчаяние.
К тому же фонари горели тускло, и от этого настроение у нее не улучшалось тоже. К тому же она замерзла и чувствовала, что нос у нее красный и из него уже капают противные прозрачные капли.
Ей в кошмарном сне не приснилось бы, что Олег может так с нею разговаривать! Даже не то что разговаривать – что он может так про нее думать.
«Ноги под мужиком расставлять…» – вспомнила она и, вспомнив, задохнулась от этих слов, как будто услышала их опять.
Значит, вот так он воспринимал то, что между ними происходило?!
Думать об этом снова и снова было невозможно. Иначе слезы начинали течь не только по щекам, но даже по подбородку, и она ненавидела себя за эти слезы.
На Чистопрудном бульваре Нелька оказалась потому, что хотела купить халву. Ну да, это был единственный внятный поступок, который пришел ей в голову. А что еще делать – так вот и бродить по улицам в темноте и вьюге, оплакивая свою горькую судьбу? Это было совсем уж противно, и она отправилась на улицу Кирова в магазин «Чай-Кофе». Покупать кофе Нелька не собиралась – где она будет его варить? – а вот халва нужна была ей срочно.
Магазин оказался закрыт. На двери под узорчатым фризом чайного домика висела гадостная табличка с надписью «Учет». Нелька чуть ногой в дверь не стукнула, да нога замерзла к тому времени так, что резкое движение ею сделать было невозможно.
«Что ж мне сегодня так не везет? – думала она, поворачивая прочь от домика, и скользя по ледяному тротуару, и чуть не падая. – И халвы даже нет!»
Она вышла на бульвар и брела теперь по аллее, и редкие прохожие обходили ее стороной, потому что, наверное, было в ее походке такое уныние, к которому никто не хотел приближаться.
Одного прохожего, впрочем, Нелька чуть с ног не сбила. Она поскользнулась на ледяной дорожке, которую слегка запорошило снегом, и полетела вперед, бестолково размахивая руками.
«Сейчас еще нос разобью для полного счастья», – мелькнуло у нее в голове.
Но от этого ее Бог миловал. Точнее, не Бог, а вот этот самый прохожий. Он шел по бульвару справа от нее – Нелька видела его краем глаза, – но когда она поскользнулась, то он сделал какой-то резкий рывок и оказался прямо перед нею. И Нелька упала ему на руки, как кукла с магазинной полки.