Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя
Шрифт:
Замечаю, что Лоранс виден мой вялый половой орган через прорезь в трусах. Но мне плевать. Все так спокойно.
Во время последнего сеанса мы занимаемся любовью довольно грубо — прямо на массажном столе. Больше не было сил сдерживаться, ощущая прикосновение женских рук. Я, кажется, набираю очки среди медицинского персонала.
Телефонный разговор
— Алло? Это Матье?
— Да.
— Это Гаэль Марен. Вы меня слышите?
— Да, очень хорошо.
— Спасибо, все хорошо. Вы уже знаете о Флориане? Он от нас уходит.
— Он мне сказал.
— Что ж, пожелаем ему удачи, не так ли?
— Я уверен, он скоро найдет другую работу.
— Вы знаете, сейчас рынок полон…
— Ничего, все уладится, — говорю я. — Просто пройдет цикл…
— Вы оптимист, и это хорошо.
— Каждое утро приходится себя взбадривать. Это как спорт.
— Думаю, вы любите и другие виды спорта.
— Безусловно.
— Например, прогулки по Люксембургскому саду…
Пауза.
— Ну, иногда…
— Я тоже люблю это место, — замечает Гаэль Мартен.
— Оно… романтическое…
— Именно так.
— Девушка за вашим столиком была очень миленькая.
— Да, приходится как-то выходить из положения.
— Матье, каковы ваши рабочие планы?
— Хотелось бы более стабильного положения.
— Место Флориана вакантно. Вы бы не хотели у нас поработать? Зарплата каждый месяц. Это очень стабилизирует.
— Мне нужно подумать.
— Приходите завтра ко мне в кабинет, поговорим более конкретно.
— Хорошо.
— Шесть часов вечера вас устроит?
— Вполне.
— Тогда до завтра.
Ночной клуб
Мне удалось найти место среди танцующих пар. Опираясь на костыли, высоко поднимаю ноги, импровизирую опасные па, бравирую. Эффект взлета. Обильное потоотделение под звуки музыки. Костыли придают мне вид циркового животного или солдата, возвратившегося с фронта. Любопытно, но девушки, кажется, заинтересованы моим танцем с костылями. Создается впечатление, что они питают слабость к раненым парням.
Живя некоторое время назад невольным затворником в своей комнате, я перечитал книгу Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!», историю несчастной любви американского добровольца и английской медсестры, работающей в военном госпитале. Странное совпадение. Суть вещей лишь скользит по поверхности сознания, в него не проникая.
Танцующие возбуждаются, среди них артисты, коллекционеры. Все переспали друг с другом, и все в курсе. В этом столпотворении странным образом выделяется улыбка одной девушки. Она темноволосая, пухленькая, чудесная, непринужденная. К ней пробирается какой-то пижон. Мне удается его опередить. Это мой шанс, я это сразу почувствовал. Увлекаю девушку подальше от танцплощадки, но поближе к бару.
— Не знаю почему, но нам совершенно необходимо поговорить, — говорю я скороговоркой.
— Конечно, почему бы и нет.
— Что-нибудь выпьешь?
— С
— Нет, травма во время матча по регби.
— Ты каскадер?
— Нет, писатель.
— А ты не думаешь, что это одно и то же?
— Возможно. Хотя я несколько лет для себя не писал. А тут снова сел за стол.
— Обидно. А что произошло?
— Легче всего было бы ответить так: послушай, малыш, это долгая история.
— Ну, так ты и поступил.
— А вообще-то я сказал себе: зачем добавлять еще одну книгу ко многим имеющимся?
— А теперь?
— Это зависит…
— От чего?
— Может, водки?
Потом, достаточно быстро, она начинает рассказывать мне о своей жизни посреди всей этой суеты. Ее зовут Мэрилин, она стажерка в галерее Марэ. Ей двадцать три года, и у нее полные, сочные и блестящие губы. Ее мечта — стать искусствоведом, размышлять об эстетических явлениях, организовывать выставки молодых перспективных художников. Осенью она пересечет Ла-Манш и поедет в Лондон, чтобы получить степень магистра.
— Это чудесно. Обязательно поезжай, никогда не останавливайся на полпути, иди до конца. Ты меня слышишь?
Она смотрит мне прямо в глаза, немного удивленная категоричностью моего совета.
На рассвете мы обмениваемся телефонами.
В ванной комнате
Мир, кажется, меняется, появляются новые фирмы, каждый день тысячи детей умирают от голода, одни войны кончаются, другие вспыхивают; обо всем об этом я думаю, когда чищу зубы. Тихонько приближается Луна — я слышу, как ее маленькие ноги скользят по плиточному полу.
— Скажи, папа, а у тебя уже была эрекция?
Полное смущение. Колебание. Я совсем не готов к таким вопросам в данной ситуации. Итак, надо быстро дать гениально простой ответ, не создавая табу, не нагромождая метафор, войти в роль мудрого и опытного отца. Я краснею, рот полон пены от зубной пасты, но все-таки бормочу:
— Эрекция? Конечно, и не один раз…
Полощу рот и пытаюсь сменить акцент разговора:
— Однажды, дочка, ты прочтешь труды таких великих философов, как Эпикур, Спиноза, Кант, Фуко, Делёз… и ты все поймешь.
— Конечно, папа, я их прочту. Но пока скажи мне, что такое фелляция?
— Ну, ты знаешь…
Внезапно мне приходит в голову гениальная мысль.
— Смотри, когда девочка ест рожок с мороженым, она облизывает его со всех сторон. Ей это нравится. Представь теперь, что она делает то же самое с пипиской мальчика. Очень похоже.
— Да? Но пиписка теплее, чем мороженое?
К счастью, звонит мобильный телефон. Чувствую себя жалким типом. Разговаривая по телефону с матерью, я одновременно включаю телевизор: на экране возникают полуголые девицы, танцующие в ритме хип-хоп и вертящие задницами. Да, действительно, сегодня вечером надо пораньше лечь спать.