Их любимая
Шрифт:
– Тебе надо в клинику, - Севастиан повернул руль, мы скрылись за поворотом. С каждой секундой все дальше от дома и Ареса, полиции и журналистов.
– Мама, - пискнул Гриша, когда я, сама того не заметив, с силой притиснула сына к себе. Он выпутался из моих объятий и сполз по сиденью, поближе к Северским.
Севастиан глянул на него в зеркало и улыбнулся.
– Не ночь, а аттракцион, да? Устал?
– спросил он с теплотой в голосе, подмигнул.
– Скоро приедем в гостиницу и ляжешь спать.
–
– Мы были у деда, а потом я уснул. А потом проснулся, а мама сказала, что мы должны лезть в окно, - делится Гриша и от восторга захлебывается.
– А там была полиция. А мы сбежали.
– Да ты что, - отозвался Тим.
– Прямо как в блокбастерах.
– Ага, - Гриша не понял, но закивал. И торопливо продолжил.
– Я спать не буду. Всю ночь до утра. Как взрослые. Как в праздники. Меня в праздники укладывали в кровать, а я не спал.
– Какой ты деловой, - усмехнулся Севастиан. Почувствовал, что я смотрю на него, в зеркале поймал мой взгляд.
Сразу отвернулась и уставилась в окно. Лбом привалилась к стеклу.
Ночь, пустая трасса.
И впереди эти двое.
Еще пару часов назад я думала, можно ли верить Аресу, присматривалась к новому дому, прикидывала, сможем ли мы с Гришей остаться. А сейчас Арес там, с полицией разбирается и отвечает на вопросы журналистов.
Я знаю в чем дело, он сам мне сказал. Но нельзя такое вываливать, для чего он это сделал?
Я выгляжу спокойной. Или мне только кажется, ведь внутри ураган бушует и скоро достигнет максимальной отметки. Миллионы раз я ночами выдумывала Северским оправдания, в голове наши диалоги прокручивала, самой себе отвечала, причины их поступку искала. И заканчивались эти дурацкие попытки всегда одинаково.
Очнись, Рита, с тобой просто развлеклись и бросили, без причин - повторяла себе.
Но ошибалась, причина была. Такая, которую я не представляла даже в самых смелых сценариях.
"Приеду к вам, как только закончу здесь, - пообещал Арес, когда помогал мне выбраться из окна.
– Ничего не бойся, вас с Гришей это не коснется".
Да ведь я не только за себя и сына волнуюсь, дурная его голова. Это просто...неправильно. И страшно. То, какими глазами они с Севастианом друг на друга смотрели, когда Арес передавал нас с Гришей с рук на руки младшему брату.
Мрак.
В этих взглядах жизни не было, мысли, такие одинаковые глаза и такие пустые, одна сплошная чернота, блестящая, словно стеклянная.
А за стеклом ненависть.
Нельзя так смотреть на брата. Они возненавидели друг друга, а дальше - моя очередь, в этих мужчинах, как в роботах сердца нет и места для любви тоже - это только одержимость,
И когда этой троице надоест калечить друг друга - они примутся за нас с Гришей.
Я зря вернулась сюда.
– Рит, - позвал Севастиан.
Вздрогнула и перевела глаза на водителя.
– Так и будешь молчать?
– он рулит одной рукой, уголком губ выпускает серый дым в приоткрытое окно. В оранжевом свете фонарей город тоже оранжевый, машина лениво катит по полупустым улицам.
Дорога от таунхауса мелькнула быстро - один взмах ресниц.
Арес остался там.
– Высади нас здесь, - потянула к себе Гришу и кивнула в окно - на освещенную площадку возле вокзала - стоянку таксистов.
– Дальше мы сами доберемся.
– Плохая идея, любимая, - Севастиан повернул голову и посмотрел на брата. Негромко чертыхнулся и тронул Тима за плечо.
– Совсем хреново? Ты в клинике был? Какого дьявола за город поперся?
– Что с ним?
– не упрекнула за то, что он при Грише ругается, машинально подвинулась и сунулась между сидений.
Тим бледный. Будто бы спит, и длинные ресницы кажутся угольно-черными, под глазами залегли тени и щеки ввалились, пухлые губы по цвету сравнялись с лицом.
– Господи, - тоже потрогала Тима за плечо.
Ведь он и вечером был таким, когда подкараулил нас с Гришей на выезде из поселка. А я бесилась из-за пистолета, который Гриша нашел в его машине, кричала, ругалась...
Но один взгляд на него сейчас - и моя злость утихла.
– Он в сознании?
Севастиан не ответил, добавил скорость, и машина полетела по проспекту.
– Ему нужно в больницу, - не успокоилась.
– А я куда еду, Рита?
– Ты знаешь что с ним?
– Ребро сломано.
Гриша тихонько ахнул. Сын прижался ко мне в поисках защиты, почувствовал, что мы не развлекаться едем, и его веселый настрой сменился страхом.
– Все хорошо, солнышко, - поцеловала его в макушку.
– Тим пойдет лечиться в больницу. А мы в гостиницу, завалимся спать.
– Тим болеет?
– Ерунда, не сахарный. На нем все заживает, как на собаке, - Севастиан широко улыбнулся.
– А ты, Григорий, болел когда-нибудь?
Он заболтал сына, и Гриша начал торопливо вываливать рассказ про свои детские болячки, разбитые коленки и температуру, при этом заверяя, что он болеть не боится, папа всегда говорит ему, что мужчина должен терпеть.
Папа - на этих словах Севастиан посмотрел на меня, криво усмехнулся. Остановил машину во дворике клиники и с непроницаемым лицом уставился на светящиеся окна.
– Сейчас узнаю и вернусь, - бросил он. Северский вышел и хлопнул дверью, и от этого хлопка Тим дернулся на сиденье.