Их пленница
Шрифт:
Путь мой лежал за город. Я не появлялась там долго — около года или чуть больше. Мне казалось, я легко найду дорогу, ведь я столько раз ездила по ней. Но когда оказалась на проселочной дороге, которая затем превратилась в колею, перестала узнавать место.
Вроде бы, слева лес, справа река… Все так и осталось, но линия берега и изгиб дороги изменились, кусты стали ближе и мрачными, как бывает в пасмурную погоду.
Небо светло-серое, бездонное — уже осеннее. По нему протянулся птичий клин.
Высокая
Я шла через поле, вспоминая, как часто мы с мальчиками проводили здесь дни и ночи напролет… Раньше я была здесь счастлива, но теперь не чувствовала ничего.
Моя цель была сильнее меня. Сильнее всего на свете. Я хочу знать, о чем говорил Леонард перед смертью.
Впереди показалась раскидистая яблоня.
Глава 31
Я часто видела это место во сне за последний год.
Вязкое ощущение кошмара не оставляло меня, хотя ничего плохого не снилось. Только это место: изумрудная трава на поляне, тень от дерева, ветки, усыпанные зеленой листвой и плодами.
Ничего плохого. Но какими тягостными были те сны.
Я упала на колени и начала разрывать землю, отбросив налитые красно-рябые ранетки, опавшие с дерева, и сухую листву. Траву вырвала с корнем. Сок окрасил ладони, запахло свежестью и летом.
Не уверена, что это то самое место.
Не помню.
Но скоро пальцы наткнулись на тряпку. Год в земле превратили одеяло в расползающееся на волокна тряпье грязно-серого цвета. Когда-то одеяльце было лимонным. Я сама его выбирала. Вернее, мы выбирали, с мальчиками, они привели меня в магазин для новорожденных.
Я застыла, пытаясь совладать с дыханием.
Грязные пальцы с забившейся под ногти землей дрожали. Я не упаду в обморок, хотя сердце билось на пределе. Не упаду. Я аккуратно развернула край одеяла — почти невесомым движением.
Я должна знать, после откровений Леонарда… Должна увидеть, что с ней.
Он раскопал могилу моей дочери. Это вызывало во мне такой гнев, что я бы убила его второй раз. Я боялась, он сделал с ней что-то.
Косточки были на месте. И тряпичная куколка, которая превратилась в грязный кусок льна и поролона. Рыжая пряжа, что пошла на волосы, стала темно-коричневой. Васильковые глаза смыли дожди.
Главное, косточки на месте.
Дальше я смотреть не стала, хватило одного взгляд.
Завернула одеяльце и аккуратно присыпала сверху землей. Какое-то время я еще сидела над могилой, прислонившись лбом к шершавой коре яблони. Было стыдно, что я потревожила ее покой. Но не я сделала это первой. Не я.
— Прости, — прошептала я.
Вокруг
Я резко поднялась и пошла через поле к машине.
Леонард о чем-то пытался намекнуть, но о чем? Не носил ли ее к знахарке или еще кому, знающего оборотней? А затем вернул на место. Больше он никому не мог ее показать.
А еще он сказал…
Высокая трава цеплялась за джинсы и мешала идти.
Леонард сказал, что у каждой травы свое действие. Что косточки многое расскажут.
Я пошла медленней, а затем остановилась, нерешительно оглянулась через плечо. Яблоню еще было видно, но я смотрела вниз — на раскидистую тень, которую она оставляла. Черные ветви отбрасывали ее на лужайку, залитую солнцем.
Куколку я положила сама. И лимонное одеяльце тоже помнила.
Но там что-то было не так. Что-то неправильно.
Прошел всего год. Я до сих пор помню запах влажной земли в ночь похорон. Откуда там сухие косточки?
Я повернулась и пошла обратно к яблоне. Упала в землю, разрыла ладонями неглубокую могилу, стараясь ни о чем не думать. Целиком вытащила сверток и уложила его на траву. В голове было пусто, да и на душе тоже — я старалась не чувствовать, разворачивая одеяло.
Из свертка выпала куколка. Несколько костей скатились в траву — белых, иссушенных солнцем. Я стремительно развернула одеяло и все, что увидела — горсть мелких костей. Совсем мелких. И крошечный череп. Приплюснутый с боков, с огромными глазницами, как у пришельца и маленькой пастью с клыками.
Кошачий.
Это не ее кости! Могила пуста.
Я заорала, вскакивая на ноги. Останки посыпались на землю, усеяв траву у ног.
Может быть, мне это кажется… Я так долго не хотела верить, что не могу вернуть ребенка. Помню, в ночь похорон просила проверить, точно ли она умерла и надеялась до последнего. Может, я окончательно помешалась?
Или Леонард подменил мою дочь?
Я сгребла все в ямку, присыпала землей и вернулась к машине.
Парни знали, что он разрыл могилу? Знали или нет?! И если да, какое право у них было скрывать от меня правду, мучить меня, за меня решать? Это моя дочь!
Я должна их увидеть и с ними поговорить! Немедленно, иначе я разнесу этот город сама.
К машине я подошла, задыхаясь от густого запаха осенних полей — все отцвело, все сохнет. Завелась и начала сдавать назад, потому что на этой колее развернуться негде.
Я торопилась в город, чувствуя, что мне не хватает воздуха и нечем дышать. Но я не плакала, глаза были абсолютно сухими.
Слишком рано и клуб закрыт.
Жизнь теплится в бухгалтерии, остальной «Авалон» спит. Я и сама раньше нежилась в постели до полудня.