Их сокровенная тайна
Шрифт:
Мама шумно вздохнула, видимо, с трудом, принимая то, что я так рьяно хранила в секрете.
— Так… Если у вас всё так серьёзно, может, он имеет право знать?
— Ни в коем случае. Умоляю. Не говори ему. Я этого не переживу, — меня в ознобе колотило. — И не говори Паше о нас с Денисом. Это навредит их дружбе, а я не хочу быть камнем преткновения. Паша ведь прибить был готов любого, кто посмотрит в мою сторону. Потому мы и не говорили никому… Пожалуйста, мамочка…
— Ладно. Хорошо, деточка, — сказала она, поцеловав меня в макушку. — Обещаю.
Я снова зашлась в рыданиях, мама только гладила меня по голове и пыталась
— Ш-ш-ш-ш…
Я всхлипнула. В душе острая боль чередовалась с чёрным опустошением.
— Долго это у вас продолжалось? — тихо, без осуждения спросила мама.
— Т-три месяц-ца, — заикаясь ответила я.
— Вы… — она тяжело вздохнула, подыскивая слова. — У вас с ним… что-то было?
Я стыдливо закивала головой.
— Было.
Мама снова судорожно выдохнула, пытаясь принять тот факт, что я, её дочь, не настолько идеальна, как хотела казаться.
— Пожалуйста, только не думай обо мне плохо. И о нём. Это всё было не просто так. Я его очень люблю, и знаю, что это взаимно. Не нужно осуждать, мамочка, пожалуйста, — я плакала, а она говорила с напускным спокойствием.
— Я не осуждаю, девочка моя. Всё нормально. Не волнуйся, я не могу думать о тебе плохо. Я люблю тебя. Но, если всё так, как ты говоришь, почему не позвонишь? Он поймет, защитит.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет. Никогда. Это моё последнее слово.
Та ночь была сравнима с прохождением девяти кругов ада, и вспоминать я её более не желаю. Она мешала мне полноценно жить больше двух лет. Я научилась сосуществовать с этой болью, и как от неё избавиться — я понятия не имела. День летел один за другим, и ежедневная рутина уже грозила проделать добротную трещину в хлипко выстроенных стенах моей психики. Каждое утро я навещала маму в больнице, и занимало это немалое количество времени, я проводила там часа по три в день. За эти три часа больничный запах въедался в мою одежду, волосы. Я его ощущала даже после душа, во сне. Он вызывал в памяти самые тяжёлые воспоминания. Вот я лежу на больничной койке, молча смотрю в потолок, ощущая себя овощем. Ни единой мысли в голове, ни единого чувства в сердце — только пустота. Меня выпотрошили. Медсёстры всё время втыкают какие-то иголки, трубочки мне в руки, а я даже боли не чувствую. Зачем они это делают, если мне уже ничего не поможет?
От того, что когда-то в моей голове вертелись такие мысли, мне становится невыносимо страшно, и я понимаю, что мне нужно что-то менять в своей жизни.
3
Молодой парикмахер по имени Дана развернула моё кресло к зеркалу. Я медленно открыла глаза и ахнула. Вместо длинных непослушных кудрей теперь на моей голове красовалась суперстильное каре.
— У вас густые вьющиеся волосы, и это плюс, — сказала Дана. — Смотрите, какой объём. Такая укладка сейчас на пике популярности.
Я покрутила головой вправо, влево, пропустила несколько прядей водопадом сквозь пальцы и улыбнулась своему новому отражению в зеркале. На фоне новой причёски глаза казались неестественно большими и сияющими. Синими, как океан.
— Я очень довольна, — восхищённо произнесла я. — Теперь я ваша на всю жизнь.
— Вы очень красивая. Все парни будут у ваших ног, — подмигнула она, снимая с меня накидку.
Я застенчиво улыбнулась.
— Спасибо, но не для того такие перемены, — сказала я, заплатила за стрижку и, надев куртку,
Глубоко вдохнув, я возвела взгляд в небо. Все знают, если женщина решила что-то поменять в своей жизни, первое, что она меняет — это причёска. А я женщина. С предчувствием приятных перемен, я зашагала по вымощенному старинным камнем тротуару.
Погода спокойная, порывистые ветра закончились ещё несколько дней назад, а сейчас лишь пахло слабым морозом. Впервые за некоторое время из-за серых облаков выглянуло солнце, лаская уже уснувшую природу своим теплом. Настроение было на высоте. Я вытащила из сумки телефон, написала сообщение Паше: «Буду у тебя через 10 минут», — и, не дождавшись ответа, спрятала телефон в карман.
Только пять дней я находилась в Харькове, а казалось, что провела здесь целую унылую вечность. В прошлом у меня остались здесь друзья, Карина, Лиля и Маша, но теперь я не пыталась ни с кем связаться, понимая, насколько изменилась я, насколько стали другими они. И я всё ещё продолжала задаваться вопросом: были ли они вообще мне друзьями? Именно Карина уговорила меня сесть в машину к незнакомцу. С другой стороны, незнакомцем Кирилл был только для меня, она же встречалась с ним около месяца. Она была влюблена в него, и, наверняка, подумать не могла, что её парень способен на преступление. Нет, она не могла быть в курсе. Она не могла устроить это специально. Я постоянно убеждала себя в этом, принудительно вкладывала в свою голову мысль о том, что наша дружба была настоящей, и то, что этот Кирилл оказался конченой тварью с извращенскими наклонностями, Карины не касалось. Она просто не могла знать, что парень, с которым она познакомилась накануне выпускного в ночном клубе, который ездил на дорогой машине, всегда с лоском одевался и обходительно вёл себя в женском обществе, окажется насильником. Но человеческая природа коварна, и чаще всего жизнь обламывает таких наивных дурочек, как я. Поэтому я решила держаться подальше от старых знакомств, и не спешила заводить новые.
Я замкнулась. Возвела вокруг себя прочный панцирь, сквозь который могли до меня достучаться только мама и Паша.
Они были нерушимой составляющей моей жизни, именно в них я искала поддержки, им дарила своё доверие. Мой мир сузился только до двух людей, и, если раньше меня это полностью устраивало, то за последнюю неделю я почувствовала себя более одинокой, нежели обычно. Пашку закружила любовь, и я была этому несказанно рада. Он заслуживал счастья. Мама лежала в больнице, и хоть она и старалась держаться молодцом, всё же была ещё не так полна сил, как нам всем того хотелось бы. Я ощущала себя сиротливым растением в степи, пережившим бурю, которое замерзает от ледяных порывов осенней непогоды, и которому негде укрыться. Беспомощная. Я была одинокая и беспомощная. И я отчаянно хотела изменить хотя бы малость этого бесформенного существования.
Как и было обещано, через десять минут я подходила к небольшому фитнес-центру, который находился в нескольких шагах от центральной площади, и владельцем которого уже несколько лет был мой брат. Я бывала здесь лишь однажды, до того, как мне пришлось уехать за несколько сот километров от дома, поэтому, как только автоматические стеклянные двери расступились передо мной, и я вошла в просторное помещение, стала рассматривать то, что заинтересовало меня больше всего — единственную яркую стену, украшенную рисунками в стиле граффити.