Иисус, которого я не знал
Шрифт:
Действительно, Царство Божие будет разрастаться на земле, подобно тому как церковь создает альтернативное общество, чтобы показать, чем мир не является, но однажды станет. Барт описал этот день как «новое знамение, которое решительно непохоже на образ, в котором существует мир, и которое противопоставляет ему свой мир, полный надежды». Общество, которое приветствует людей всех рас и всех социальных классов, отличительной чертой которого является любовь, а не противостояние, которое заботится в первую очередь о своих слабейших членах, которое стоит на страже справедливости и праведности в мире, полном себялюбия и упадка, общества, члены которого соревнуются за привилегию служить друг другу — это то, что Иисус подразумевал под Царством Божиим. Четыре Всадника
Мы, последователи Иисуса, остались в церкви один на один с миссией нести знамения Царства Божия, и мир, наблюдающий за нами, будет судить по нам о недостатках Царства. Мы живем в переходное время — переход от смерти к жизни, от человеческой .несправедливости к божественной справедливости, от старого к новому — печальная незавершенность проявляется временами то там, то здесь, давая ключ к разгадке того, что Бог однажды явит в совершенстве. Империя Бога вторгается в мир, и мы можем стать ее герольдами.
14
Перемена, которую Он произвел
Другие боги были мощь; Ты был любовь;
Они в седле, а Ты же шел к престолу Своему;
Но к нашим ранам лишь Твои взывают вновь и вновь,
Средь всех богов боль не известна никому.
Эдвард Шиллито
Скот Пек пишет, что сначала он воспринял Евангелие скептически, ожидая, что оно будет представлять из себя рассчитанные на публику записки авторов, которые искажали факты и писали приукрашенные биографии Иисуса. Сами Евангелия быстро опровергли это его предположение.
Я был совершенно поражен необычайной реальностью человека, которого я нашел в Евангелиях. Я увидел человека, который почти все время находился в состоянии депрессии. Его депрессия ощущается чуть ли не на каждой странице: «Что мне сказать вам? Сколько раз мне повторять вам? Что мне сделать, чтобы достучаться до вас?» Я также увидел человека, который был временами печален, временами впадал в отчаяние, иногда был раздражен, иногда напуган… Человек, который был ужасно одинок, хотя зачастую страстно жаждал остаться один. Я увидел человека, который был столь невероятно реален, что никто не смог бы его выдумать. Тогда мне стало ясно, что, если бы создатели Евангелия, как я предполагал работали на публику, то тогда им пришлось бы создать такого Иисуса, которого до сих пор пытаются создать три четверти христиан… с вечной сладкой улыбкой на Его лице поглаживающим по голове маленьких детей, просто прогуливающимся по земле с абсолютной непоколебимой невозмутимостью… Но Иисус Евангелия — который, по–видимому, является самой страшной тайной христианства — не обладал душсвным покоем, как мы его понимаем в нашей обычной жизни, и чем больше мы будем становиться его последователями, тем меньше будет оставаться в нас этого покоя.
Как мы можем познать этого «настоящего Иисуса», которого увидел Скот Пек? Я сознательно сделал попытку изобразить Иисуса «снизу», чтобы понять, насколько это мне доступно, каково это было — присутствовать при тех необычайных событиях, которые разворачивались в Галилее и Иудее. Как и Скот Пек, я тоже поражен тем, что мне удалось выяснить.
Иконы православной церкви, витражи в европейских соборах и картины в воскресных школах евангелической церкви в Америке — все это изображает в двухмерном пространстве мирного, «ручного» Иисуса, хотя Иисус, которого я встретил в Евангелиях, был каким угодно, только не ручным. Его пламенная честность делала его совершенно бестактным во многих ситуациях. Лишь немногие люди чувствовали себя комфортно в его обществе; те, кому это удавалось, относились к тому сорту людей, с которыми
В завершение моих поисков Иисуса у меня остается столь же много вопросов, как и ответов. Конечно же, мне не удалось сделать его полностью доступным, даже для себя самого, не говоря уже о других. Теперь у меня есть внутреннее предубеждение против любых попыток классификации Иисуса, попыток загнать его в какие–то рамки. Иисус абсолютно непохож ни на кого из когда–либо живших на земле людей. Это различие, говоря словами Чарльза Уильямса, есть различие между «тем, кто являет собой пример жизни, и тем, кто есть сама жизнь».
Чтобы подвести итог всему, что я узнал об Иисусе, я предлагаю вам ряд моих впечатлений. Они ни в коем случая не представляют собой полную картину, а являются фрагментами из жизни Иисуса, которые поразили меня и, я надеюсь, никогда не перестанут меня поражать.
Безгрешный друг грешников. Когда Иисус сошел на землю, демоны узнавали его, больные стремились к нему и грешники умащали его ноги и голову благовониями. Между тем, он раздражал набожных евреев с их строгими представлениями о том, каким должен быть Бог. Их неприятие заставляет меня задуматься о том, смогут ли религиозные люди сегодня сделать обратное? Как мы могли увековечить образ Иисуса, который соответствует нашим собственным набожным ожиданиям, но не имеет ничего общего с личностью, столь живо изображенной в Евангелиях?
Иисус был другом грешников. Он охотнее покровительствовал униженному сборщику налогов, чем богобоязненному фарисею. Первый человек, перед которым он открыто предстал в качестве Мессии, была самарянская женщина, у которой за плечами было пять неудачных браков, и которая в тот момент жила с очередным мужчиной. На последнем вздохе он простил разбойника, у которого не было ни малейших шансов на духовный рост. Однако сам Иисус не был грешником. «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное», — учил он. Сами фарисеи напрасно искали доказательства того, что он нарушил закон Моисея. Да, он нарушил несколько их традиций, но, на формальном суде, учиненном над ним, единственным преступлением, которое ему инкриминировали, было то преступление, в котором он, в конце концов, сознался — его утверждение, что он Мессия.
Я с восхищением наблюдаю его беспрецедентную благость по отношению к грешникам и враждебность по отношению к греху, поскольку в истории церкви я часто наблюдаю прямо противоположное. На словах мы часто обещаем «ненавидеть грех, любя грешников», но живем ли мы по этому принципу?
Христианская церковь всегда находила пути для того, чтобы смягчить строгие слова Иисуса относительно морали. В течение трех веков христиане старались дословно воспринимать его заповедь «не противься злому», но, видимо, церковь разработала доктрину «просто войны» и «Святой войны». В разное время небольшие группы христиан следовали словам Иисуса о том, что нужно отказываться от богатства, но большинство из них жило на периферии зоны влияния богатой церковной организации. Сегодня многие из тех христиан, которые проклинают гомосексуальные меньшинства, которые Иисус не упоминал, нарушают его однозначные заповеди против развода. Мы по–прежнему переосмысливаем понятие греха и меняем акценты.
В то же самое время официальная церковь тратит много энергии на то, чтобы противопоставить себя грешному внешнему миру. (Такое выражение, как «нравственное общество», нравится только тем, кто вписывается в подобное определение.) Я недавно посмотрел спектакль, основанный на историях, рассказанных группой поддержки людей, больных СПИДом. Директор театра сказал, что он решил поставить эту пьесу, услышав утверждение местного священника, что он радовался каждый раз, когда отпевал холостого молодого человека, полагая, что каждая смерть является очередным знамением Божьего гнева. Я чувствую возрастающий страх в связи с тем, что церковь воспринимается как враг грешников.