Иисус, которого я не знал
Шрифт:
К. С. Льюис особенно выделял этот момент. «Различие между глубиной и святостью и (позвольте мне добавить) хитроумием Его морального учения и безудержной манией величия, которая, должно быть, стояла за Его теологическим учением, если Он только, действительно, не был Богом, никогда не получала удовлетворительного объяснения», — писал он в «Чудесах». Льюис сформулировал этот аргумент более колоритно в известном пассаже в книге «Просто христианство»: «Человек, который был всего лишь человеком и говорил такие вещи, как Иисус, не был бы великим учителем морали. Он был бы или лунатиком — находясь на одном уровне с человеком, который утверждает, что он разбитое яйцо, — или Дьяволом из Ада. Ты должен сделать свой выбор. Или этот человек был и есть Сын Божий; или сумасшедший, а
Я вспоминаю, что когда мне попалась в колледже эта цитата из книги «Просто христианство», мне подумалось, что это большое преувеличение. Я знал многих людей, которые уважали Иисуса как великого учителя нравственности, но не относились к нему ни как к Сыну Божию, ни как к лунатику. В то время это была, действительно, моя точка зрения. Однако, когда я изучил Евангелия, я пришел к тому, что согласился с Льюисом. Иисус никогда не пускался в рассуждения по поводу того, кем он был на самом деле. Он был либо Сыном Божиим, посланным спасти мир, либо самозванцем, заслужившим распятие. Его современники правильно понимали этот двойственный выбор.
Теперь я понимаю, что для Иисуса всегда было вопросом жизни и смерти отстоять свое утверждение о том, что он Бог. Я не могу поверить в обещанное им прощение, если он не обладал властью выполнить подобное обещание. Я не могу поверить его словам о загробном мире («Я иду приготовить место вам…»), пока я не поверю в его слова о том, что он пришел от Отца и вернется к Отцу. Самое важное: если он не был в чем–то Богом, то распятие мне видится актом Божественной жестокости, а не жертвенной любви.
Сидни Картер написала проникновенное стихотворение:
Но Бог высоко в небесах,
Не занят ни злом, ни добром,
Под взглядом тысячи ангелов,
И они не двинут крылом…
Это Бога следовало распять
Вместо нас с тобой,
Сказал я этому Плотнику,
Распятому над толпой.
С теологической точки зрения, единственным ответом на обвинение Картер может быть таинственная доктрина, говорящая о том, что, словами Павла: «В Христе Бог примирил мир с самими собой». Непостижимым образом, Бог лично претерпел распятие. С другой стороны, Голгофа вошла бы в историю как форма жестокого обращения с чадом космоса, а не как день, который мы называем Великой Страстной пятницей [27 - По словам Фредерика Бюхнера: «Что нового в Новом Завете, так это не идея того, что Бог любит мир настолько сильно, что готов пролить кровь за него, а утверждение, что в этот раз он действительно поставил все на кон. Подобно Отцу, говорящему о своем больном ребенке: „Я бы сделал что угодно, лишь бы он выздоровел”, — в итоге Бог делает все на свой страх и риск. Бог посылает Иисуса, и крест, на котором все свершилось, является центральным символом веры Нового Завета».].
Образ Бога. Джордж Баттрик, бывший священник Гарвардского университета, вспоминает, что студенты заходили в его кабинет, усаживались в кресло и заявляли: «Я не верю в Бога». На что Баттрик давал следующий обезоруживающий ответ: «Садись и скажи мне, в какого Бога ты не веришь. В этого Бога я, может быть, и сам не верю». И затем он начинал говорить об Иисусе как о коррективе ко всем нашим предрассудкам по поводу Бога.
Книги по теологии обычно описывают Бога, по принципу «от противного», таким, каким он не является: Бог бессмертен, невидим, бесконечен. Но что, собственно говоря, есть Бог? Христианину Иисус дает ответ на этот вопрос. Апостол Павел смело называл Иисуса (образом Бога невидимого». Иисус был точной копией Бога: «Ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота».
Одним словом, Бог подобен Христу. Иисус представляет Бога с кожей человека, которого мы можем принять или отвергнуть, любить или игнорировать. В этой видимой, меньшей по масштабу модели мы можем более отчетливо различить черты Бога.
Я должен признать, что Иисус опроверг во плоти многие из моих резких предположений о Боге. Почему я христианин? Иногда я спрашиваю себя об этом, и если быть до конца честным, нахожу только две истинные причины: (1) у меня нет другой хорошей альтернативы, и (2) из–за Иисуса. Блестящий,
Мартин Лютер призывал своих студентов избегать скрытого Бога и идти к Христу, теперь я понимаю почему. Если я беру в руки увеличительное стекло, чтобы рассмотреть утонченную картину, то детали в центре стекла представляются живыми и ясными, в то время как по краям заметным образом расплываются. Для меня Иисус стал точкой, в которой сфокусировалось все. Когда я рассуждаю о таких неподдающихся пониманию проблемах, как противопоставление страдания или промысла Божия свободной воле, все теряет резкость очертаний. Но если я сморю на самого Иисуса, на то, как он относился к действительно страдающим людям, на его слова о свободной и неустанной деятельности, все становится на свои места. У меня может вызывать беспокойство духовное безразличие по отношению к вопросам, вроде «что хорошего в молитве, если Бог уже все знает?». Молчание Иисуса является ответом на такие вопросы: он молился, значит, должны молиться и мы.
Работая над книгой: «Библия для студента», несколько лет я был погружен в Ветхий Завет. Практически ничего не читая, кроме Ветхого Завета, я усвоил нечто вроде точки зрения ортодоксального еврея. Ветхий Завет подчеркивает огромную пропасть между Богом и человечеством. Бог велик, всемогущ, трансцендентен, и человек рискует, идя даже на ограниченный контакт с ним. Инструкции о поклонении, изложенные в такой книге, как Исход, напоминают мне инструкции по обращению с радиоактивными веществами. Принесите чистых ягнят в храм. Не прикасайтесь к Ковчегу. Всегда сначала подождите, пока дым окутает его; если вы посмотрите на Ковчег, вы умрете. Никому нельзя заходить в Святое–святых, кроме первосвященника в единственный в году отведенный для этого день. В этот день, Йом–Кипур, обвяжите ему веревкой лодыжку и привяжите к нему колокольчик, так чтобы, если он случайно умрет внутри, его тело можно было вытащить. Ученики Иисуса выросли в этой среде, никогда не произнося имени Бога, исполняя сложный ритуал очищения, следуя указаниям закона Моисея. Как и для многих религий того времени, для них было само собой разумеющимся то, что обряд должен включать в себя жертву. Что–то должно было умереть. Их Бог запретил человеческие жертвы, и поэтому В праздничный день город наполнялся блеянием и ревом четверти миллиона животных, предназначенных для жертвоприношения. Звуки и запахи жертвоприношения были острым чувственным напоминанием об огромной пропасти между Богом и людьми.
Я так долго работал с Ветхим Заветом, что когда в один прекрасный день я обратился к книге Деяний, контраст поразил меня. Теперь последователи Господа, в большинстве своем добропорядочные евреи, собирались в частных домах, пели гимны, обращались к Богу, интимно называя его Авва. Куда делся страх, торжественная процедура, через которую должен был пройти каждый, кто отваживался прикоснуться к великому таинству! Никто не приносил животных для жертвоприношения; смерть не входила в обряд, не считая торжественного момента, когда они преломляли хлеб и пили вино, размышляя над той единственной вечной жертвой, которую принес Иисус.
Таким образом, Иисус внес основательные изменения в наше видение Бога. Самое главное заключается в том, что он приблизил к нам Бога. Для евреев, которые знали далекого, бесстрастного Бога, Иисус принес весть о том, что Бог заботится о траве на поле, кормит воробьев, следит, чтобы ни один волос не упал ни с чьей головы. Для евреев, которые даже не осмеливались произносить Имя, Иисус принес шокирующую интимность арамейского слова Авва. Это было слово, используемое в семейном кругу, звукоподражательное слово вроде «папа», первое слово, которое произносит большинство детей. До Иисуса никому не приходило в голову обратиться с таким словом к Яхве, Всемогущему Господу Вселенной. После него это стало стандартным обращением даже в общинах, говорящих по–гречески; подражая Иисусу, они заимствовали иностранное слово, чтобы выразить их близость с Отцом.