Иисус Навин. Давид

Лендей Джерри М.

Иоав выполнил приказ царя. Он поставил Урию во главе отряда против главных ворот Раввы, через которые голодающие защитники часто делали вылазки, отчаянно пытаясь прорвать блокаду. Здесь потери израильтян были самыми тяжелыми, и здесь, как и рассчитывал царь, Урию в конце концов убили.

Поначалу, получив донесение Иоава о смерти Урии, Давид возликовал. Но радость его вскоре сменилась чувством глубокого отвращения к себе, а кроме того, он тревожился, что, возможно, Иоав кому-то проговорился. Поэтому Давид послал запечатанное сообщение, чтобы заверить своего военачальника: «пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города, и разрушь его».

У Давида не было оснований всерьез

беспокоиться о надежности Иоава. Тот слишком хорошо помнил и о кровных связях, и своем давнем долге Давиду, чтобы действовать царю во вред. Но сведения о связи Давида с Вирсавией стали известны в Иерусалиме всем и каждому, и, слегка помедлив для приличия, царь официально взял Вирсавию в жены. Разумеется, со временем, по крайней мере, из одного источника поползут нежелательные слушки, и все же совсем немногие, и уж, конечно, не Вирсавия, подозревали, что смерть Урии у стен Раввы была не просто уделом воина-храбреца.

И все же троих это злополучное дело потрясло до глубины души. Первым был Ахитофел. Глубоко религиозный, фанатический приверженец заветов Яхве, этот мудрец был возмущен скандальным поведением царя и своей внучки. Он скрыл свое негодование, но стал осторожно разведывать о подробностях смерти Урии.

Вторым был пророк Нафан. Он часто упрекал царя за его излишества, за его склонность к распутству, за его безмерный гарем, в который попали и неверующие дочери соседних царей. Все это Нафан гневно обличал как проявления идолопоклонства, как кощунственное любострастие, недостойное помазанника Яхве. Нафан и раньше не раз предупреждал Давида, что его поведение зачастую вызывает неприятие у благочестивых людей. История с Вирсавией могла только преумножить возмущение.

А третьим был сам Давид. Царь испытывал страшные муки совести, денно и нощно терзавшие его из-за этого чудовищного злодеяния. Ибо он был достаточно сложным и совестливым человеком. Его любовь к Вирсавии была глубокой и истинной, но, увы, во имя этого чувства, он совершил сначала прелюбодеяние, а потом и убийство. Как мог человек, способный одним своим словом выстроить тысячи воинов, оказаться столь бессильным перед искусом страсти? Давид приказал очистить свою опочивальню и позвать пророка. Прошло много времени с их последней встречи, и оба они долго стояли друг против друга, не произнося ни слова.

Нафан понял, какие муки когтят душу царя, и догадался об их причине. Не прибегая к обинякам, пророк стал рассказывать Давиду притчу. Царь слушал ее с нарастающим страхом, ибо в ней угадывалось проклятие ему. Вот что рассказал Нафан:

В одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было очень много мелкого и крупного скота; а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его, от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь. И пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить (обед) для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему [22] .

22

2 книга Царств 12: 1–4.

Давид прикинулся непонимающим и разыграл глубокое негодование:

— Жив Господь! Достоин смерти человек, сделавший это. И за овечку он должен заплатить вчетверо, за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания.

Но Нафан в своем пророческом гневе не стал выслушивать лукавые околичности Давида. Он гневно произнес:

— Ты и есть тот человек. Так говорит Господь, Бог Израилев: Я помазал тебя в цари над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула, и дал тебе дом господина твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Израилев и Иудин, и, если

этого мало, прибавил бы тебе еще больше. Зачем же ты пренебрег словом Господа, сделав злое пред очами Его? Урию Хеттеянина ты поразил мечом; жену его взял себе в жены, а его ты убил мечом Аммонитян. Итак не отступит меч от дома твоего во веки, за то, что ты пренебрег Меня и взял жену Урии Хеттеянина, чтоб она была тебе женою. Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим солнцем. Ты сделал тайно; а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем [23] .

23

2 книга Царств 12: 7-12

Давид затрепетал и заплакал и признался Нафану:

— Согрешил я пред Господом.

Тогда ответил пророк:

— И Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь. Но раз ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын.

Только в Израиле в это время мог проповедник так разговаривать с царем и остаться безнаказанным. Даже Давид не мог замахнуться на авторитет пророка.

По мере того как равновесие сил в государстве смещалось от духовного к светскому началу, пророк как бы взамен становится совестью нации, ее нравственным оплотом.

Пророк черпал свою силу из особого взгляда Израиля на своего единственного Бога, который создал не только законы природы, но и этику, обязательную для всех. Иными словами, пророк черпал силы от людей, верных Яхве, и становился — возможно, впервые в истории — их поборником и защитником. Вот почему Нафан мог говорить с Давидом так, как он говорил, и оставаться живым и невредимым.

Как и предсказывал Нафан, ребенок Вирсавии, мальчик, родился хилым и слабым, и царские повитухи не надеялись, что он выживет. Когда Давиду сообщили об этом, он пал на землю и стал страстно молиться за жизнь младенца. Слуги пытались его утешить, но царь не внимал их утешениям. Он слышал, как Нафан вынес приговор, и знал, что он заслуженный. Он нарушил заветы и должен был раскаяться и искупить вину. И все же он молил Яхве спасти ребенка. Он не ел и не пил, пока судьба младенца висела на волоске. Больше он ничего не мог сделать ни ради жизни младенца, ни ради собственного спасения.

А еще через неделю новорожденный испустил дух. Слуги, которые пришли с этой новостью, встревоженно толпились у входа в покой, не решаясь приблизиться к обезумевшему царю. По их позам и взволнованному шепоту Давид понял, что случилось. Тем не менее, он спросил:

— Умер ребеночек?

И они ответили:

— Умер.

Тогда Давид встал с земли, в первый раз за семь дней с чувством, похожим на облегчение и освобождение от бремени. Он не стал готовиться к привычной церемонии траура. Вместо этого он помылся и переменил одежды свои, пошел в царскую молельню и исступленно молился там, а потом потребовал, чтобы принесли ему хлеба.

Один из слуг изумленно спросил его:

— Почему ты так поступаешь: когда дитя было еще живо, ты постился и плакал, а когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб?

Царь объяснил:

— Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло, зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне.

После этого наступила благоприятная часть года, и в осаде Раввы произошли коренные перемены. Силы Иоава наконец-то перекрыли источник водоснабжения Раввы. Как только запасы воды за стенами иссякли, жажда защитников города стала союзником израильтян. Иоав отправил нарочного в Иерусалим. Для решительного наступления требовалась пополнение, и Иоав попросил Давида привести свежие войска в Равву и присутствовать при падении города.