Иисус, не знавший Христа
Шрифт:
Это явная адаптация Иисуса в эллино-христианской концепции как инкарнации Logos, иудаизированной в Иисуса – Мудрость. Понятно, что Мудрость понадобилась христианам, чтобы объяснить существование Иисуса до создания мира, его участие в творении и место рядом с Б., а также, возможно, связать Иисуса с существующей иудейской традицией (Мудрости).
Видимо, христианские теологи не были тогда знакомы с иудейской традицией (которая, похоже, уже существовала) об изначально существовавших небесных фигурах, в частности, Торе, Троне славы и Мессии. В случае последнего, эта концепция объясняла его появление уже
Поэтому необходимо предположить, что связь Мудрость – Тора в иудаизме и Иисус одновременно как Мудрость и воплощение Слова в христианстве возникли, вероятно, независимо друг от друга… Либо в силу определенной эллинизации иудейской традиции. Вряд ли концепция Мудрости – Торы была известна евангелистам.
Davies правильно отмечает, что Павел, назвав Иисуса новым воплощением Закона (вместо Торы), естественно, приписывает Иисусу привычные атрибуты Торы. В частности, существование до создания мира. С другой стороны, Davies ошибочно считает этот факт подтверждением связи Павла с иудаизмом, тогда как здесь типичная ошибочная логическая конструкция: правильный вывод из неверной (произвольной, не доказанной) посылки. Концепция Иисуса как нового воплощения Закона уже безнадежно оторвана от иудаизма, и любые следствия, даже основанные на традиции, их не сблизят.
Примеров такого рода ущербной логики множество. Robinson пишет о том, что христианская доктрина духа Иисуса связана с доктриной духа в Писании. Конечно – но именно потому, что дух Иисуса определен наподобие духа Б. в иудаизме (с точностью до эллинизма, присущего христианскому термину).
Впрочем, церкви статуса Мудрости показалось мало. Она все-таки четко отделена от Б. Поэтому даже наиболее развитая в Евангелиях доктрина этого рода – Logos у Иоанна – была, в некотором роде, законсервирована. Церковь не нашла убедительного объяснения, как считать Logos ипостасью Б., что было бы необходимо для триединства. Решение было найдено простое и вполне традиционное для христианского способа доказывания: ипостась бога – сына просто отождествили со Словом. Сказали, что это одно и то же, и дискуссия была исчерпана.
Основной критерий христианства – вера в божественность Иисуса – предельно упрощен. Сам Иисус говорил о своей божественности в совершенно другом смысле, описывая дух, а не происхождение. Натуралистичная концепция семейных отношений Б. и Его сына чрезвычайно примитивна, построена явно по модели человеческих отношений, не имеет никаких корней в словах Иисуса. Выделение Иисуса как собственно формы Б. из ряда других пророков нарушает логику Библии.
Обращение христианства к Иисусу, а не к Б. Даже Дан9:24 («чтобы помазать Святого») не говорит о форме Б. Триединство Иисуса является искусственным построением, реально не отраженным в синоптиках. Оно чересчур похоже на три ипостаси Кришны: Брахма – Отец, Майя (Дух) – Мать, Вишну – Сын. Флавий, излагая речь Элеазара перед защитниками Масады, несколько раз приводит его ссылки на индусские учения. Если с ними знакомы были даже слушатели Элеазара (или Флавий был уверен, что знакомы), простые иудеи, эти идеи явно были достаточно популярны, чтобы быть принятыми в качестве религии новой секты – в
Различные формы триединства были известны в Греции, Египте и, по-видимому, Персии. Даже племенные боги могли принимать разную форму. Но ни один из этих культов не был монотеистическим, как иудаизм. Необразованные раннехристианские отцы церкви эту разницу не поняли.
В триедином Иисусе легко усмотреть сильное сходтво с Triptolemus. Он был центральной фигурой в элисинских обрядах, ассоциировался с хлебом и вином. Платон наделяет его функцией судьи в подземном царстве.
Сама концепция триединства является искусственной аналогией трех ипостасей: духа, души и тела. В христианстве это Дух, Отец и Сын, соответственно. Но насколько можно Отца считать душой Иисуса? И какова ценность Иисуса, если у него отсутствует собственная душа?
Отдельный вопрос, почему именно три ипостаси. По обычным представлениям, Б. не может быть количественно ограничен ни в каком аспекте. Следовательно, необходимо допустить бесконечное множество ипостасей, наличие всех возможных ипостасей. Отсюда значение каждой отдельной ипостаси бесконечно мало, и она сводится к своему отсутствию. Т.е., у Б. не может иметь отдельных (проявляемых, обнаруживаемых) ипостасей.
Гал4:6: «Б. направил Дух Сына Своего в ваши сердца…» Но Иисус и святой дух – разные аспекты триединства. Понятие «Дух Сына» вынуждает признать ошибочной либо тезис Павла, либо триединство.
GFP1:1, 2:1 отмечает, что единства не бывает без инкорпореальности. Любые попытки описания Иисуса (даже не как богочеловека, а как специфической силы) образуют корпореальный объект и не допускают единства.
Триединство невозможно совместить с инкорпореальностью и по другой причине. Если что-то может быть представлено в виде нескольких частей, то эти части могут быть (хотя бы мысленно) отделены друг от друга. Следовательно, объект имеет внешние признаки, своего рода форму. Но это как раз и означает корпореальность.
Допустим на мгновение, что Иисус является сущностью Б. В какой-то момент он принял образ человека. Следовательно, в этот момент вне этого тела Иисуса не существовало. То есть, бог христиан стал ограниченным в пространстве – корпореальным. Причем, в мире, который включает его – то есть, больше него. Пожалуй, поверить в такое вряд ли кто-то согласится. Кстати, имеющий форму бог как раз и называется идолом.
Даже фигуры гностического пантеона рассматривались, возможно, как проявления, инкарнации инкорпореального бога. Христианство же проповедует именно антропоморфного бога, Иисуса – бога, который в некоторый момент времени ограничен человеческим телом.
Если Иисус есть Б., использующий человеческое тело – то что же получается, иудеи распяли Вечного и Всемогущего Б.? И если даже сделать такое предположение, то могли ли они это сделать без Его на то воли? А как же такая воля согласуется с декларируемым христианством стремлением Иисуса к спасению иудеев? И как же это совместить с принципиальным тезисом о недоступности лица Б. – на Хориве Он был огнем, в лагере иудеев на Синае Он был облаком, в видениях пророков описывался без лица – а тут повернулся к христианам лицом? Иисус надеялся, страдал, огорчался. Как мог испытывать эти чувства Неизменный Б.?