Икар
Шрифт:
— Она всегда обозначает север?
— Всегда.
— Этого мне достаточно.
— Ну что за ребячество! — охладил его Король Неба. — Ты только что попал в совершенно новый для тебя мир, совсем себе не представляешь, где ты оказался и что тебя окружает, а заявляешь, что тебе достаточно знать одну звезду. Не мели чепухи!
— Это же ориентир, — как ни в чем не бывало ответил Дик Карри. — И хочешь — верь, хочешь — нет, только ориентир — это самое большое, чем я владел до сих пор. — Он помолчал, глядя вверх, и после недолгого размышления продолжил: — Может, я ошибаюсь, но — не знаю почему — с тех
— Не забывай о том, что природа здесь очень сурова, — заметил Джимми Эйнджел. — Будь это рай, как ты себе вообразил, тут было бы столько народу, что не продохнуть. А ты сам видишь: вокруг ни души.
— Как раз пустынность и делает это место раем. Природа может быть очень суровой, но я уверен, что она живет по разумным законам. А то, что творится в том мире, откуда мы прилетели, очень часто напоминает дурной сон. — Дик Карри улыбнулся. — И вдобавок там столько народу, что не продохнуть.
— Похоже, ты у меня заделался философом, — весело воскликнул Джимми Эйнджел. — Кто бы мог подумать?
— Человек, который столько лет провел за барной стойкой, наблюдая, как посетители грузятся алкоголем, изливая тебе свои беды, свои страхи и тревоги, хочешь не хочешь, вырабатывает философский взгляд на окружающий мир. И этот мир — говно, можешь мне поверить.
— В этом я с тобой соглашусь.
— Я видел, как товарищи рисковали жизнью на старой машине, лишь бы заработать несколько долларов и напиться. И многие из них в итоге погибали. Почему так устроен мир? Как мы могли перевернуть все с ног на голову?
Разумеется, ответа на этот вопрос не было ни у Короля Неба, ни вообще у кого бы то ни было, поэтому они больше не проронили ни слова, а продолжали лежать и смотреть на небо, усыпанное мириадами звезд, и вскоре заснули — один счастливым, воображая, будто наконец нашел свой истинный путь, а другой — встревоженным, доподлинно зная, что дорога, казавшаяся другу такой расчудесной, на самом деле была усеяна ловушками.
Небо заволокли тучи.
И зарядили дожди. Тучи и дождь зачастую выражали самую сущность гвианского плоскогорья, его душу: большую часть времени оно питалось водой из нависших над ним туч, чтобы затем исторгнуть из себя душные испарения, которые поспешно возносились в небо, только-только вернувшее себе лазурную чистоту.
Невольно напрашивалось сравнение с систолой и диастолой гигантского сердца, которое никогда не останавливается передохнуть.
Пейзаж унылый и пейзаж сияющий.
Вода падает с неба, а водяной пар поднимается вверх с заболоченной земли.
Спокойные реки, которые вдруг обнаруживают бешеный нрав.
Тепуи, чьи плоские вершины порой не больше двух футбольных полей, но получают такое огромное количество воды на один квадратный метр, что способны собирать потоки.
Тихие озера.
Редкие рыбы.
Свирепые пираньи.
Любопытные водяные псы, [49] наблюдающие за тем, что происходит вокруг, наполовину высунув морды из воды.
Белые цапли.
Красные ибисы.
Черные утки.
И удушливая
Они поднимались в небо рано утром и летали до тех пор, пока тучи, дождь или дрожание мотора, который с каждой минутой, казалось, все больше и больше выбивался из сил, не вынуждали их совершить посадку.
Потом два, три дня, а то и неделю они не могли взлететь из-за грязи.
49
Водяными псами или речными волками в Венесуэле называют гигантскую выдру, обитающую в реках тропических лесов. Длина тела до 2 м (около 70 см приходится на хвост), вес свыше 20 кг. Самый крупный представитель выдровых, обитающий в пресной воде.
Впору было впасть в отчаяние.
Ничего нельзя было поделать.
Джимми Эйнджел и Дик Карри совершили грубую ошибку, прибыв в эти далекие края в середине июня — в такое время, которое, что любопытно, здесь называли «зимой», в самый ее разгар, когда температуры были очень высокими и постоянно лили дожди, что вызывало густое и постоянное испарение.
Но они не могли ждать до сентября.
Их время заканчивалось.
А с ним — и деньги.
Пару раз они наведывались в Сьюдад-Боливар, чтобы заправиться и закупить провизию, однако за месяц не смогли обследовать и десятой части территории, на которой, по словам шотландца, должна была располагаться Священная гора.
Вода, тучи, пар…
И уставший мотор.
Они часами сидели под крылом «Цыганского клеща», на которое обычно набрасывали окончательно заплесневевший брезент, и старались подавить в себе горькое чувство разочарования, которое день ото дня овладевало их душами, с каждым разом все больше сознавая неизбежность поражения.
И, как нарочно, после того, как целый день висели тучи и беспрерывно лил дождь, в полночь небо представало взору идеально чистым, позволяя предельно ясно разглядеть кратеры Луны, находившейся на расстоянии тысяч километров.
— У нас осталась неделя.
— Знаю.
— И что собираешься делать?
— А что я могу? Аппарат еле тянет — ясно, что он не выдержит обратной дороги. Я тут подумал, что мы могли бы оставить его в Сьюдад-Боливаре, вернуться на корабле, а дальше пытаться вновь, захватив с собой ось, пропеллер и шасси.
— Думаешь, стоит? Бедняга разваливается на куски.
— Видел бы ты «Бристоль», на котором я приземлился там, наверху! — воскликнул пилот. — Этот — просто «кадиллак» последней модели против старого «форда». — Джимми Эйнджел с любовью похлопал по колесу, к которому он привалился плечом. — Я знаю, что могу его починить и он полетает еще пару лет, только мне нужны запчасти.
— Но ведь у нас нет денег.
— Подумаешь, новость! — Он кивнул в сторону далеких тепуев, маячивших на юге. — За всю жизнь у меня один-единственный раз появились деньги: это было, когда я приземлился вон там, — однако после аварий и краха биржи они испарились. Тем не менее нефтяные компании все время ищут летчиков для перевозки нитроглицерина, а эта работа хорошо оплачивается. За год я собрал бы нужную сумму.
— А что сказала бы Вирджиния? Ведь она всегда возражала против этой работы. Это слишком опасно.