Икосаэдр 2.0
Шрифт:
— Вперёд, вниз, н-но!
Лепестки ядерных взрывов подёрнули плёнку поверхности трёхмерного пространства. Всепроникающие сотрясения эфира вдавливали крохотный клин катера глубже, ещё глубже вниз в четвёртое измерение, туда, где никто не может и не мог бы догнать…
Но расцвела на корме кварковая торпеда, пущенная последним из умирающих бандитов.
Спутались хвосты гнедых коней, рванул вакуум подпространственного пузыря. Автоматом, почуяв падение давления, дёрнулась застёжка аварийного скафандра на лице. Спейс-кони были мертвы, лишь волк, верный серый волк под седлом, в отсеке, израненный, но живой, ворочался, продолжая верно создавать гравитацию
Трёхмерка пространства, словно сдувающийся воздушный шарик, сочилась через четырёхмерный пробой. Жить катеру оставалось считанные минуты. И Аркадий принял единственное верное решение. Шаг, описанный в легендах, на который, возможно, и шли безвестно сгинувшие ранее сбитые пилоты, но на который строго-настрого запрещали идти все опытные учителя.
Неровными, сбивающимся шагами он дошёл до криокапсулы, выволок одеревенелое тело Кира. Затем приволок капсулу к люку, за которым притаился волчок, разбил аварийным молотком стекло, отодрал дверцу. Волчок, белёсое полупрозрачное тело подпространственной нежити верно обернулось к своему хозяину. Аркадий присобачил капсулу к боку верного друга, лёг в неё, закрыл створки и за секунду до забвения молча скомандовал телепату:
— Жри. Жри меня, волчок.
* * *
Как оказалось позже, Аркадий подтвердил целых две теории. Первая из них касалась малоизученной способности спейс-волков. Говорят, при сверхглубоком погружении дикие особи способны впадать в пространственно-временную спячку. Что-то вроде криосна, только с изменением низкоуровневых физических процессов до такой степени, что сама скорость времени замедляется в десятки, если не сотни раз. Говорят, если при этом ещё и погрузиться в криокапсулу, то можно выжить, пережив многолетнее всплытие космической нежити.
Однажды патрульный катер Нерчинского округа Республики Якутия обнаружил странного космического волка, охотящегося в окрестностях третьей луны. Судя по масс-детекторам волк выглядел сильно исхудавшим, но ещё более странным показалась дозорному неоднородность в теле подпространственной нежити.
Призав на помощь опытных кинологов-охотников из штата орбиталки, им удалось приручить одичавшего полу-самца и «вспороть ему брюхо» — выудить из недр капсулу образца двухсотдвадцатилетней давности. Каково же их было удивление, что приборы капсулы показывали, что криосон длился всего девять месяцев!
Аркадия, извлечённого из капсулы, нарекли новорожденным. Реанимировали, накормили, доложили окружному начальству. Сказали, что ответ о его судьбе, родственниках и прочем нужно было ждать несколько часов. Часов, не недель и даже не суток, как раньше! Словно спросонья зашагал он по станции, выпил орбитальный кофе, противный вкус которого ничуть не изменился, примерил странную одежду. Нашёл свободный терминал, прочитал свежие новости, прослезился и улыбнулся одновременно.
Не было больше ни Империи, ни Бессарабии, ни Казахстана, ни даже Тайвань-Тайланда. Вся территория Рукава, за исключением пары окраин и анклавов, была теперь одной единой федерацией, поделённой на республики и области. Родная Московия стала одной из трёх столиц. Нерчинск из далёкой провинции вырос до сотни миллионов человек, на нём процветал игорный бизнес и экстремальный туризм. Человечество всё дальше проникло в соседний Рукав Стрельца и столкнулось с первой нечеловеческой планетарной цивилизацией, достигшей уровня космических перелётов.
После Аркадий зашёл
Офицер нашёл бывшего опричника, когда тот разглядывал коллекцию сувенирных собачьих черепов, служивших ранее символом ордену. Переведя дыхания, он рассказал Аркадию, что две недели назад у одной из лун Московии нашли одинокую одичавшую волчицу. Как и верный пёс опричника, она несла внутри себя криокапсулу из прошлого.
— Женщина, которую извлекли из капсулы, сказала, что сознательно нырнула глубоко в подпространство спустя полгода после вашего погружения.
Издревле считалось, что любящие люди связаны друг с другом чем-то вроде свойства квантовой связанности, и в пространстве, и во времени, и в подпространстве. Аркадий, скептик по натуре, не мог предсказать, что сам подтвердит эту теорию.
Он окончательно поверил лишь спустя четыре месяца пути, когда разлетевшиеся русые волосы на ветру ледяного космопорта упали на его плечи, жена обняла его и прошептала на ухо:
— Я дождалась.
Исповедь Санитара
1.
Пустая долина, покрытая ядовитым песком, встречала нас негостеприимно. Равно и как и весь сектор Хуанг, сектор жёлтых пустынь. Пар шёл изо рта, холодно — почти минусовая температура. Сухой ветер с пылью, от которого спасали только защитные экраны. Потускневшее солнце далеко на севере. И опасность, незримая угроза, готовая обрушиться в любой момент.
Я огляделся по сторонам. Несокрушимая армада, элитное войско Четвёртой Лопасти Веера превратилось в горстку безумцев, многие из которых уже давно потеряли надежду на возвращение домой. Слишком мало осталось. Слишком много полегло за четыре месяца пути по лабиринту чужих земель, давно считавшихся проклятыми.
Впрочем, так и должно было быть. Мысленно, про себя, я радовался — нет, разумеется, не смерти солдат, и не опасности быть убитым при очередной атаке, а тому, что миссия, на которую я потратил девять лет жизни, уже почти выполнена.
Индикатор на панели, обозначающий вызов генерала, вспыхнул жёлтым цветом, я отвлёкся от мыслей и направил скакуна вперёд, маневрируя между бойцами.
Цзи Луань, с рождения носящий имя Младшего брата и титул Великого Генерала, передвигался в центре колонны в большом фургоне, украшенном золотыми драконами. Когда-то это была прогулочная паровая повозка, на которой правитель любил ездить по столице. После технологического прорыва её укрепили и поставили на гравиплатформу — генерал настолько привык к ней, что не пожелал ехать ни в чём другом, кроме неё.
Полупрозрачная плёнка защитного поля разошлась, и я поднырнул под навес, уровняв скорость движения механического коня со скоростью платформы.
Две молодые наложницы в глубине шатра, грязные и исхудавшие, приветствовали меня привычной кроткой улыбкой. Я заметил свежие шрамы на их руках. Если бы я ещё помнил, что такое жалость, то непременно сказал, что они её заслуживают, как никто другой в армаде. Может, я и попытался бы что-то сделать, но убедить генерала оставить плотские утехи хотя бы в военном походе явилось непосильной задачей даже для меня. В этой стране уже давно стало бесполезным бороться с такими людскими пороками. Мне приходилось закрывать глаза на все те извращения, что видел даже тут, в военном походе.