Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
То Лоан восприняла это как подходящий случай изложить иностранному журналисту теорию о государственном суверенитете своей нации. Кроме того, на высказывания её побуждала недавно произошедшая сцена на мосту Бонг, и она заговорила с чувством убеждённости:
— Перед приходом сюда вы, очевидно, видели, как вели себя американцы на мосту и как американские военнослужащие отнеслись к вьетнамцам. Не могу подобрать подходящего слова, чтобы охарактеризовать их поведение. Именно эти американцы и дали вам ответ за меня на ваш первый вопрос.
Что касается второго вопроса,
Фулитстон слегка кивнул головой и, улыбаясь, спокойно заметил:
— Я вполне понимаю вас. Ваши слова выражают искренность патриотически настроенного интеллигентного человека. Мне довелось изучать историю Вьетнама. Могу сказать, что американцы и вьетнамцы одинаково полны энергии и готовности пойти на риск. Наши деды и отцы из разных стран Европы покорили Америку, а деды и отцы тех, кто живёт в Южном Вьетнаме, пришли с Севера и покорили эти места. Я думаю так: Земля состоит из двух полушарий, и американцы и вьетнамцы — на том же полушарии; как нельзя расколоть земной шар, так нельзя разделить надвое и полушарие. Поэтому американцы и вьетнамцы не могут противостоять друг другу. Мы должны быть близкими друзьями. Помогать друзьям идти вперёд по пути свободы — это историческая миссия американцев. Я возмущён недавним поведением нескольких американских военнослужащих. Их действия заслуживают наказания. Их отношение к вьетнамцам осуждается американским народом. Это тем более серьёзно, что они посягают на вьетнамских друзей. Я хочу, чтобы вы поняли: в нашей собственной стране ежедневно и в большом количестве происходят в сотни тысяч раз более серьёзные случаи, например убийства, грабежи, изнасилования… Автомобильных же аварий, наподобие той, что была недавно здесь, — бесчисленное множество. И правонарушители и жертвы в таких случаях — американцы, а не вьетнамцы.
Что касается правонарушений, то когда они происходят в Америке — ущерб наносится американцам, а когда во Вьетнаме — вьетнамцам. Думается, что вопрос здесь не в суверенитете или во вмешательстве, а в нарушении законности со стороны индивидуумов. То же самое и в Сайгоне. Печать ежедневно сообщает о тысячах убийств, грабежей, изнасилований, жертвами которых являются вьетнамцы. То есть это лишь проблема взаимоотношений между личностями, ведь нет же никаких оснований говорить, что вьетнамцы тем самым покушаются на свой собственный суверенитет, не так ли?
Сказав это, Фулитстон сделал вид, что задумался, выжидая, какова будет реакция То Лоан. Заметив на её лице разочарование и неудовлетворённость, он продолжал:
— Я уже сказал, что в нашей стране убийства и грабежи отнюдь не редкость. Это естественно. Преступники — это всегда
— Нет, — ответила То Лоан тоном, будто ожидая неожиданного поворота событий на экране. — В газетах ничего пока не было.
— Если вы готовы простить меня за злоупотребление вашим терпением, я расскажу. Конечно, для вас, как юриста, обладающего глубокими знаниями юриспруденции, я изложу это дело со всеми необходимыми деталями, так что это не будет просто журналистский репортаж. Но дабы не уклониться от темы, хотел бы задать вам ещё один вопрос, чтобы закончить интервью, которое было чрезвычайно насыщенным по содержанию и весьма полезным для меня…
— Спрашивайте.
— Как демократ, я восхищён вашим мужественным участием в политической деятельности. Поэтому хотелось бы спросить о вашей цели в борьбе против так называемого насилия в Сайгоне в настоящее время. Борьба во имя защиты чего? Вашей ли родины, семьи или коммунистических идеалов?
— Я не коммунистка. Мне ещё не доводилось изучать коммунизм. Но если коммунисты борются против иностранной агрессии, за независимость моей родины, за процветание моей страны, то я бы хотела стать коммунисткой. А сейчас, как патриотка, я борюсь лишь в защиту своей родины…
— И в защиту семьи? — вставил Фулитстон.
— Да, конечно! — продолжала То Лоан. — Конечно, и в защиту своей семьи. Ибо семья — это ячейка родины.
— Вы бы пожертвовали жизнью для защиты своей семьи?
— Для родины, для семьи мне не жаль ничего.
— Давайте закончим на этом интервью. Благодарю вас. Теперь я расскажу вам то, что обещал. Это странное, но и исключительно жестокое дело, вы будете потрясены. Я участвовал в разбирательстве этого дела в качестве корреспондента.
— И наверняка запутанные и странные моменты с точки зрения юриспруденции придали перу журналиста и юриста по совместительству дополнительный яркий колорит.
— Да, это так. Сделанные на месте фотографии также дают возможность глубже и шире взглянуть на события. Позвольте начать моё изложение с этих фотографий. Дело произошло в красивом особняке на берегу Ароматной реки, в пяти километрах к юго-востоку от города Хюэ. О, этот особняк очарователей, как в сказке! Да к тому же ещё и вызывающее столько чувств название его: Бонглай!
— Как вы сказали? — побледнела взволнованная То Лоан.
— Бонглай. Не думал, что столь волшебное место станет местом трагедии, — ответил Фулитстон печальным голосом. Он видел состояние То Лоан, начавшей терять спокойствие, и продолжал столь же грустно: —…И мостик Ламкиеу, — Фулитстон особо подчеркнул название, — этот изящный мостик, соединяющий виллу с садом, также был свидетелем злодеяния убийц!
От этих слов То Лоан вся вздрогнула и голос её сорвался:
— Что… что там произошло?