Икс. Место последнее
Шрифт:
Возможно, название «Сарай» звучит неуместно. Ведь он напоминает дом не больше чем холодильник лебедя. Но, во-первых, творцы-инженеры испытывали слабость к такого рода названиям, будто пытались воззвать к мифическому «дому для народа» при помощи магии букв, а во-вторых, на месте, где сейчас восемнадцатый подъезд секции В, когда-то действительно стоял сарай. Он находился на территории усадьбы и служил жильем дворнику и его семье.
Сарай был готов к заселению весной 1963 года, и, хотя он стал символом программы строительства миллиона квадратных метров жилья, вернее ее безудержной мании величия, чисто технически
Большинство первых обитателей дома мы сегодня называем этническими шведами, но и финнов было немало. Хагалундское депо нуждалось в рабочей силе, а финны прекрасно справлялись с ремонтом и обслуживанием пострадавших от мороза поездов. Жильцы устраивались также в типографии и мастерские в промзоне неподалеку. Добавим к этому студентов Каролинского мединститута, снимавших однокомнатные квартиры на нижних этажах, и санитарок из Каролинской больницы. Плюс несколько семей врачей, которые селились исключительно в престижных четырехкомнатных квартирах на верхних этажах.
Со временем финны и финляндские шведы составили самое многочисленное меньшинство в корпусах на южной стороне комплекса, которые проходят под обозначениями «В» и «Г». Когда во дворе, где еще не успели укорениться деревья, устраивали вечеринки в складчину, в меню неизменно присутствовали пироги, а в музыкальном репертуаре – танго.
Заселение северной части комплекса, корпусов А и Б, шло медленнее. Из-за ошибки на стадии планирования затянулась прокладка канализации. С южной стороны люди уже вовсю въезжали, а здесь все еще работали экскаваторы. Когда жители южного квартала поедали пироги и кружились в танце среди невысоких сосен и берез, двор северного квартала все еще стоял в грязи, из которой торчали тощие саженцы.
Сроки строительства спорткомплекса и футбольного поля тоже сдвинули на несколько лет, и, вопреки надеждам архитекторов и строителей, Сарай в целом не стал привлекательным местом жительства. Можно даже сказать, он снискал дурную славу. Многочисленный хор критиков, действовавший несколько лет назад, воспрял духом и задудел в трубы.
Вышла серия статей, в которой описывались задержки и связанные с ними дополнительные расходы, а в качестве иллюстраций прилагались фотографии ям с грязью в северной части комплекса. Название «Сарай» теперь ассоциировалось с провалом и модернистской нищетой.
Постепенно достроили и северный квартал, и, чтобы компенсировать задержки, а может, ради пиара, там построили самую большую в Швеции детскую площадку во дворе жилого дома – Полянку. Все, что только могли пожелать дети, здесь было в двойном, а то и тройном количестве. На площадку специально наняли двух постоянных смотрителей. Газеты не могли обойти вниманием такое событие, и лицезреть это чудо явились жители со всего Стокгольма.
Несмотря на все усилия, в начале семидесятых многие квартиры еще пустовали, и следующая важная перемена произошла в связи с государственным переворотом в Чили. Ту же роль, которую финны играли в южной части Сарая, в северной сыграли чилийцы. Когда они здесь освоились, район стал более популярным среди жителей из других латиноамериканских стран.
Выходцы из Финляндии и Чили все еще составляли меньшинство, так что не будем преувеличивать их влияние. Однако и игнорировать его не стоит. Во все времена и на
В середине девяностых разобщение зашло так далеко, что родители из южного квартала опасались пройти триста метров до уже пришедшей в упадок, но все еще симпатичной Полянки. И довольствовались обычной площадкой в собственном дворе. Иногда случались стычки между молодежными компаниями из обоих кварталов.
Возможно, все сложилось бы иначе, найдись какой-нибудь внешний враг, скажем, банда маргиналов из соседних районов, которая бы не поленилась являться сюда и затевать разборки. Тогда, вероятно, жители смогли бы сплотиться, чтобы защитить честь Сарая от сброда, но этого не случилось. Сарай жил своей жизнью, и за неимением внешней угрозы люди создали собственную изнутри.
В 2016 году, когда началась эта история, ситуация была относительно тихой: Сарай смирился со своей участью. Баталии восьмидесятых и девяностых превратились в мифы, и лишь редкие стычки нарушали покой среди ветшающих зданий. Государство выделяло деньги на обширные ремонты, но Сараю они не пошли на пользу. Съемные квартиры превратились в кооперативные, но цены на них, по сравнению с другими похожими районами, оставались самыми низкими.
Фасады, конечно, перекрасили, в подъездах поменяли замки, но от запаха это ведь не спасает. Даже если закрыть глаза на плесень и сырость, квартирный спекулянт не сможет не уловить запах усталости материала, пропитавший все помещения, словно они вот-вот рухнут и потому вызывают примерно те же эмоции, что и прокисшее молоко. И даже если забыть о запахе, останется ощущение: «Ну уж нет, здесь счастья точно не наживешь».
В заключение скажем несколько слов о пустом пространстве в центре четырех зданий, которое, кажется, разглядел наш астронавт. Это площадь. В народе ее прозвали Убогой, и в данном случае надо отдать должное людской мудрости.
Урбанисты и архитекторы обожают понятие «естественное место встречи» – именно так и задумывалась площадь. На эскизах пятидесятых годов довольные люди прогуливаются там с покупками в руках, беседуют, сидя на скамейках, или наслаждаются солнцем в открытом летнем кафе. Задумка не удалась, а началось все с ветра.
При планировании и проектировании Сарая учитывали множество факторов. Растительность, траектории движения людей, вид из окон разных корпусов, все, связанное с движением солнца по небу, как будет падать свет – тогда это было важно. Единственное, с чем не считались, – ветер, а если и считались, то ошиблись.
Уже когда каркасы четырех огромных жилых домов были готовы и началось проектирование площади, стало очевидно, что есть проблема. Ветер вырывал из рук чертежи и сбивал временные леса. Каким-то и сегодня не до конца понятным образом топография местности взаимодействует с прямыми углами, которые образуют дома, так что площадь превращается в устье четырех гигантских воздушных воронок. Даже в полный штиль на Убогой площади уж точно будет ветрено.
Из-за постоянного ветра первым делом отказались от идеи летних кафе. Многочисленные скамейки, которые на площади все же расставили, пустуют. Площадь – просто пространство, которое торопятся миновать, ни у кого нет желания там находиться, поэтому она досталась тем, кому некуда пойти.