Илион
Шрифт:
Хорошо, что энергия квит-медальона беспредельна. Пока.
– Хотите, чтобы я квитировался прочь отсюда и благополучно вернулся?
– Нет, – возражает опомнившаяся Гекуба. – Все наши планы – и твои тоже – зависят от того, можешь ли ты незаметно пробраться именно на Олимп. Возьми туда кого-нибудь из нас. Это возможно?
Я опять не спешу с ответом. Наконец решаюсь:
– Да, но Шлем Аида скрывает лишь одного человека. Второго все увидят.
– Тогда принеси доказательство, что ты был там, – настаивает она.
– Какое, например? – Я всплескиваю руками. – Ночной горшок Зевса?
Женщины снова
– Однажды, – мягко начинает Елена, – я видела, как Афродита расчесывает сияющие волосы чудесным серебряным гребнем тончайшей божественной работы. Принеси его.
Когда же до них дойдет: покровительница влюбленных пускает пузыри в лиловом баке! Принимаюсь рассказывать заново и вдруг понимаю: нет, леди права. Это я глупец. Вряд ли гребень плавает вместе с хозяйкой.
– Ладно. – Я нахлобучиваю на голову Шлем и кручу диск телепортации. – Не уходите без меня.
Капюшон сработал прежде медальона, поэтому последние слова донеслись до женщин из пустоты.
Дочь Зевса должна обитать в одном из огромных белых домов у кратера. Знать бы еще, в каком. Единственное, что я помню, – это помещение неподалеку от Великого Зала Собраний, где мы пообщались однажды и где богиня едва не соблазнила схолиаста Хокенберри, норовя превратить его в наемного убийцу. Если там и не личные покои Афродиты, то по крайней мере съемные апартаменты.
Квитируюсь на Олимп – и у меня захватывает дух.
Трибуны почти пусты, зал погружен в полумрак, голографическое видеоозеро не показывает ничего, кроме объемных статических помех. Однако некоторые боги здесь. Как ни странно, Зевс тоже, хотя я был твердо уверен, что он восседает на горе Ида и наблюдает за кровавой резней на Илионских долинах. Отец бессмертных и смертных занял свой золотой трон; рядом переговариваются боги-мужчины, в том числе «сребролукий» Аполлон. (Каждый – футов десять ростом, не меньше.) Даже под защитой Шлема и на приличном расстоянии я стараюсь почти не дышать: еще услышат, чего доброго. Но их внимание приковывает иное зрелище.
У подножия Зевсова престола, на пересечении всеобщих пристальных взглядов, громоздится нечто, мягко выражаясь, невообразимое для здешних мест. Огромный, искореженный и покрытый выбоинами металлический панцирь величиной с корпус «форда экспедишн» – груда механизмов, взятых со страниц какого-нибудь научно-фантастического романа, – и маленький, сверкающий робот-гуманоид. Последний произносит речь. Причем на английском. Боги внимательно слушают, и вид у них не слишком довольный.
38
Атлантида и орбита Земли
– Непонятно, – вслух заметил Харман, – почему постлюди выбрали для своей базы именно такое название?
– Думаешь, я что-то смыслю в их выкрутасах? – пожала плечами Сейви, следя за показаниями виртуальных датчиков.
Собиратель бабочек медленно дожевал третью питательную плитку и поинтересовался:
– А чем вас не устраивает название «Атлантида»?
– Да ведь, судя по древним картам, Атлантический океан
– Правда?
– Истинная.
– И что?
Опытный путешественник испустил вздох и умолк, однако Сейви решила подать голос:
– Может статься, дело в простом капризе «постов». Хотя, если память мне не изменяет, один мыслитель по имени Платон, живший еще до наступления Потерянной Эпохи, писал о некоем острове Атлантида, будто бы расположенном когда-то в здешних водах. [23]
– Платон, Платон… – задумался Харман. – По-моему, я встречал в книгах ссылки на его труды. Там еще была странная картинка… Собака.
23
Согласно энциклопедии Брокгауза и Эфрона, «по мифу, который, как рассказывает Платон в „Тимeе“ и „Критии“, один египетский жрец будто бы сообщил Солону, так назывался громадный остров в Атлантическом океане». Теория греческого археолога А. Галанопулоса, отождествлявшая платоновскую Атлантиду с крито-микенской цивилизацией в Средиземном море, появилась только в ХХ в.
Вечная Жидовка кивнула:
– Жаль, что большая доля старинной иконографии навеки утратила смысл.
– А что такое собака? – полюбопытствовал дамский любимец, прихлебывая воду из бутыли. Питательные плитки не притупили острого голода, но еда все равно закончилась.
– Мелкий зверек, широко распространенный в Потерянную Эпоху, – ответила старуха. – Не знаю, зачем «посты» позволили этим домашним любимцам людей исчезнуть с лица земли. Возможно, тут постарался вирус Рубикона.
– Это как с лошадьми, что ли? – Даэману припомнились большие грациозные животные из туринской драмы, которых он доселе считал плодом чьего-то воображения.
– Ну, собаки были помельче и мохнатые, но в общем вымерли в то же самое время.
– Значит, всяких там динозавров ПЛ возвратили. – Коллекционера даже передернуло. – А безобидных лошадок и собак не стали?
– Я же говорю, постлюди часто совершали необъяснимые поступки.
Путешественники ехали весь день, легко преодолевая на громадном шестиколесном вездеходе неглубокие речки и пересохшие каналы. Вокруг расстилались бескрайние поля, на которых колыхались на ветру все известные и неизвестные Даэману злаки. Над ними хлопотали привычные глазу сервиторы, чей вид поначалу весьма порадовал молодого мужчину – пока до того не дошло, какой чудовищной величины должны быть эти умные машинки, заметные в синей дали. Футов двадцать, а то и все пятьдесят в высоту и наполовину такие же в ширину, не меньше. И вообще, чем сильнее углублялся вездеход в таинственный Бассейн, тем чужероднее становились поля и сервиторы, обрабатывающие их.
Когда паукообразная машина грузно покатила между высокими стенами сахарного тростника (как назвала растение всезнающая Сейви), с хрустом ломая зеленую поросль по обе стороны от узкой дорожки, Харман впервые заметил зеленовато-серых гуманоидов. Они скользили по полю, точно призраки, ухитряясь не тревожить плотно прижатые друг ко другу стебли.
– Это калибано, – пояснила еврейка. – Не думаю, что они нападут.
– Вчера ты говорила об этом более уверенно, – насторожился собиратель бабочек. – А как же всякие там дээнка-штучки, отрезанные волосы, сделка?