Илион
Шрифт:
– Лично я за коридор, – проголосовал Харман.
Молодой спутник устало кивнул.
Крепко держась за руки, друзья заплыли в гущу водорослей. Даэман держал оружие наготове и целился при любом подозрительном движении. Дорогу освещал один лишь фонарик Сейви. Время от времени мужчин посещала мысль не из приятных: что-то будет, когда кончится заряд? Конечно, в подземных пещерах, пусть и не во всех, попадались грибы-светляки, но… Сказать по чести, никому не хотелось возвращаться в те жуткие охотничьи склепы.
Пару ночей назад кузен Ады спросил товарища:
– Как ты думаешь, что случится, если я сниму эту маску?
– Умрешь, –
Он был болен – впервые в истории человечества со времени изобретения лазарета – и трясся в ознобе так, что не помогала и термокожа.
– Умрешь, и все.
– Быстро?
– Полагаю, медленно… Ты задохнешься. Только учти, здесь не чистый вакуум. Придется помучиться.
Даэман кивнул.
– А если респиратор оставить, но избавиться от костюма?
Собеседник пораскинул мозгами.
– Да, это ускорит дело. Уйдет минута, не больше.
Последовала долгая пауза, и собиратель бабочек решил, что товарищ снова задремал, как вдруг тот шепнул в микрофон:
– Только предупреди меня, если надумаешь. Договорились?
– Заметано, – махнул рукой горожанин.
Окаянные «ламинарии» росли так плотно, что искатели приключений чуть было не повернули назад, хотя потом кое-как наловчились пробираться между гибкими стеблями. Им даже удалось преодолеть две с чем-то сотни ярдов. И тут путь преградила глухая стена. Именно ее друзьям и не хватало после всех усилий, свершенных на голодный желудок. Однако Даэман раскисать не стал: он принялся исследовать стену фут за футом. И вот путешественники чудом разглядели в кромешной тьме белый квадрат полунепроницаемой мембраны. Молодой мужчина сжал в руке оружие и шагнул вперед.
– Ну, как там? – спросил Харман, не входя следом. – Видно что-нибудь?
– О да, – отозвался микрофон Даэмана чужим голосом, – он видит удивительные вещи.
50
Илион
– Расскажи еще раз, что ты видишь, – попросил Орфу.
Европеец ехал на панцире, словно жокей на летающем слоне. Тесная кабельная связь позволила ионийцу скачать в банк памяти приятеля все сведения о греческом языке, а также «Илиаду» в течение считанных секунд.
– Вожди троянцев и ахейцев ведут переговоры на вершине утеса, – отозвался Манмут. – Мы с тобой находимся за греческим флангом. Впереди – Ахиллес, Хокенберри, Одиссей, Диомед, Большой и Малый Аяксы, Нестор, Идоменей, Фоас Андремонид, Тлеполем, Нирей, Махаон, Полипет, Мерион и дюжина других воинов, имена которых я еще не запомнил.
– А что с Агамемноном и Менелаем?
– Остались в лагере, сейчас о них заботится целитель. Братья приходят в себя после поединка с быстроногим Пелидом. Говорят, у них переломаны ребра, на теле порезы и синяки, у младшего даже контузия от удара щитом по голове, но в общем ничего опасного для жизни. Схолиаст утверждает, что через два-три дня Асклепий поставит обоих на ноги.
– Медицина здесь хоть куда, – хмыкнул краб. – Вот бы и мне вернули руки, зрение…
Бывший капитан не нашелся что сказать.
– А
Маленький европеец поднялся на ноги, чтобы бросить взгляд поверх косматых аргивских гребней.
– Главный у них, разумеется, Гектор. Трудно не заметить в толпе его ярко блещущий шлем с огненным гребнем из конской гривы, а тем более – багровую накидку с капюшоном. Если не ошибаюсь, благородный герой вызывает бессмертных на битву.
Немногим ранее Манмут передал товарищу рассказ Хокенберри о сцене, произошедшей после полудня. Анхизид и его супруга Андромаха прошествовали мимо несметных троянских ратей, выставив на всеобщее обозрение изувеченное тело мертвого Скамандрия. Если у тысяч ахейцев по-прежнему оставались мысли о черных судах и бегстве в открытое море, то илионцы после мрачной процессии единодушно воспылали ненавистью к богам и были готовы драться с Олимпийцами хоть голыми руками.
– Кто с Гектором? – поинтересовался краб.
– Ближе всех стоит Парис. Потом старый советник Антенор и сам царь Приам. Правда, они держатся особняком и не разговаривают с военачальником.
– Помнится, Антеноровы сыновья, Акамас и Архелох, оба уже пали от руки Аякса Теламонида, – заметил Орфу.
– Да уж, после всего случившегося нелегко пожимать друг другу предплечья словно ни в чем не бывало. И все же я сам видел, как Теламонид преспокойно беседовал со старцем.
– Прирожденные бойцы, что ты хочешь, – откликнулся иониец. – Они растят сыновей для сражений и возможной гибели. Кого еще ты видишь возле Гектора?
– Энея, к примеру.
– А, «Энеида»… – мечтательно протянул товарищ. – Этот храбрец единственный должен… был… выжить из царственной династии. Покинуть пылающий город вместе с кучкой уцелевших и маленьким сыном Асканием. В конце концов их потомки должны… были основать будущий Рим, и согласно Вергилию…
– Может, не стоит развивать эту тему? – вмешался Манмут. – Как выражается наш друг Хокенберри, нынче карты смешались. Что-то я не припомню в твоем варианте «Илиады» такого места, где бы греки с троянцами объединились для крестового похода на Олимп.
– И верно, – поддакнул Орфу. – Значит, Эней, Парис, Антенор, старый Приам и?..
– Еще Офрионей, жених Кассандры.
– О боже, – выдохнул гигантский краб. – Не сегодня-завтра парня ожидала смерть. Жестокий бой за черные корабли.
– Карты смешались, – повторил европеец. – Похоже, не будет никакого боя за корабли.
– Ладно, дальше?