Илион
Шрифт:
– Да, но ведь принц Гарри шутил, когда говорил это.
Манмут решился плыть у самой водной глади. Так, разумеется, опаснее, недаром радар засекал новую колесницу каждый час или два. Зато наверху подводная лодка делала целых восемь узлов, да и ресурсы жизнеобеспечения частично растягивались.
– Разве? – переспросил Орфу. – Во второй половине пьесы он отрекся от беспутного обжоры.
– Чем заживо убил Фальстафа. «Король разбил ему сердце», как выразилась миссис Куикли, – откликнулся маленький европеец,
– Негодяй получил по заслугам, я уверен, – возразил Орфу. – Как он исполнял приказ набрать рекрутов для битвы? За взятки отпустил на волю стоящих парней и набрал одних неудачников. Тех, что сам окрестил «пушечным мясом».
«Смуглая леди» набирала обороты, рассекая невысокие волны. Капитан неотрывно следил за показаниями радара, сонара и перископа.
– Но всем известно, Фальстаф интереснее того же принца Гарри, – слегка растерялся Манмут. – Он уморителен, исполнен жизненной правды, отказывается воевать, остроумен… По словам Хазлитта, «счастье свободы, обретенной в юморе, и есть сущность Фальстафа».
– Допустим, – согласился иониец. – Однако что это за свобода? Высмеивать все и вся? Присваивать чужое и прятаться в кустах?
– Сэр Джон был рыцарем… – вскинулся собеседник и вдруг серьезно задумался над словами друга – этого шутливого, порою циничного комментатора причудливого бытия самих моравеков. – Ты говоришь словно Корос III.
Гигантский краб хохотнул:
– Мне никогда не стать воином.
– А ганимедянин?.. Полагаешь, он убивал себе подобных во время той миссии к Поясу астероидов? – полюбопытствовал европеец.
– Что там произошло, нам уже не узнать. К тому же, по-моему, Корос был не менее щепетилен, чем каждый из нас. И не очень-то рвался в бой. Хотя по крайней мере он воспитал в себе качества истинного вождя и ответственность. А ведь именно за это Фальстаф издевался даже над своим любимцем Гарри!
– То есть сюда нас привело чувство долга? – уточнил хозяин судна.
Небо затянула рассветная дымка.
– Что-то в этом роде.
– Выходит, здесь ты предпочел бы оказаться Готспером, нежели Фальстафом?
На линии послышался грохот.
– Поздновато для таких мыслей. «Я долгое время проводил без пользы, зато и время провело меня».
– Эй, это не оттуда.
– «Ричард Третий», – пояснил иониец.
– И теперь ты мнишь себя слишком старым для будущего?
М-да, знать бы самому, что принесет это будущее.
– Как ни странно, да: без глаз, без ног, без рук, без зубов и вроде бы даже без панциря я кажусь себе несколько староватым.
– Зубов у тебя отродясь не было.
Манмут задумался. Миссия
Хотя зачем ломать голову сейчас? Для начала надо попасть на сушу и освободить друга. Не больше одной задачи за раз, верно?
Лазурные небеса сияли обманчивой безмятежностью, усугубляя тревогу Манмута; лодка продолжала неуклюже шлепать по открытой водной глади, заметная издали, будто на ладони.
– Погоди-ка, – заметил европеец. И через минуту повторил: – Погоди-ка.
– В чем дело?
– Земля. Я вижу землю.
– А что-нибудь еще? Какие-то подробности?
– Сейчас настрою увеличение.
На пару мгновений краб затих, потом не выдержал:
– Ну?
– Каменные лица, – промолвил Манмут. – В основном на вершинах утесов. Тянутся от меня на восток, уходя за горизонт.
– Лишь на восток? А на запад?
– Туда – нет. Головы кончаются как раз передо мной. Впереди сотни человечков – или как их там. Суетятся на скале и внизу, на пляже.
– Давай затаимся, – предложил краб. – Ляжем на дно, а когда стемнеет, отыщем подходящую пещеру…
– Поздно. «Смуглая леди» продержится еще сорок минут. Кроме того, зеленые создания побросали работу (прежде они тянули на запад новые головы) и сбегаются на берег. Сотнями. Короче, нас заметили.
21
Илион
Я мог бы порассказать вам, что значит заниматься любовью с Еленой Троянской. Но не буду. Во-первых, это не по-джентльменски. Кроме того, личные подробности к делу не относятся. Хотя скажу, не кривя душой: когда завершился наш первый нежный поединок, и мы откинулись на взмокшие простыни, чтобы отдышаться и слегка остыть под прохладным дуновением бриза, предвещавшего шторм, так вот, если бы в тот самый миг мстительная Муза или обезумевшая Афродита вломились в чертог и прикончили меня на месте – Томас Хокенберри умер бы абсолютно счастливым, без единой жалобы на вторую быстротечную жизнь.
Примерно с минуту я упивался неземным покоем. И тут живот ощутил холод стали.
– Кто ты такой? – потребовала ответа Елена, сжимая в руке кинжал.
– Как? Твой…
Я посмотрел в глаза этой женщины – и ложь застряла в горле.
– Попробуй заявить, что ты мой муж, и клинок пронзит твои внутренности, – невозмутимо изрекла она. – Бессмертному подобная шутка не повредит. Если, конечно, ты бессмертный.
– Нет, – выдавил я.
Острый кончик ножа опасно щекотал кожу, готовый пустить мне кровь. Откуда здесь кинжал? Он что, скрывался под подушкой все это время, пока мы?..