Иллюстратор-2. Узел творения
Шрифт:
– Никто, кроме Странника.
– Камаэль, Странник – не убийца. Это первое. Во-вторых, Герой пригодится нам здесь. Мы отправим за ним Странника. Он приведет Героя, а мы свидетельствуем его тень.
При этих словах в сжатом кулаке Джаббара обозначились полупрозрачные нити, отходящие от костяных чёток. Когда он обмотал их вокруг запястья, получился повод.
– Что скажешь? – неожиданно Джаббар обратился к молчаливому Ихсану.
– Ты собираешься надеть на Героя ошейник? – спросил тот, отвлекшись от своих дум.
– Иначе никак. Его сила нуждается в контроле. И Странника пора испытать в деле. Засиделся наш тёмный ангел…
– Позволь, я
Искоса поглядывая на руки среднего брата, глава старейшин сказал:
– Ихсан потолкует с Камаэлем. Или же… им обоим найдётся о чём помолчать.
Ихсан тут же вскочил как ошпаренный – нет, мчать стремглав посреди ночи выполнять наказ Джаббара в его намерения не входило, просто спрятанная под плащом Кисть внезапно обожгла бедро, вероятно… Или показалось… Так или иначе, задерживаться у костра он долее не собирался.
Глава 9. Молчание троих
Давно я не ел так вкусно и никогда так до безобразия неопрятно.
Змей приволок мясо – мягкое, со сладковатыми нотками, только с костра. Не интересуясь, чьё оно и откуда, я впивался зубами в сочную мякоть, по рукам и подбородку стекал жир с вкраплениями крови – недожаренное мясо тем было вкуснее. Я чавкал от наслаждения, как изголодавшийся нищий, которого ни с того ни с сего пустили на пир. Змей наблюдал за мной с ухмылкой, а я отгонял мельтешащие в голове мысли о её вероятном значении: презирает ли он моё очеловечение и несдержанность или решает, стоит ли сообщать мне о происхождении долгожданного ужина, – я ничего не хотел знать, а хотел лишь насытиться. Жевал, глазами выражая невысказанную благодарность своему кормильцу.
Тут я заметил, как змей насторожился, запрокинул голову и, не тратя слов, скользнул под землю, споро похоронив в песке остатки трапезы. Он заранее почуял, что откроется люк, безжалостный свет хлынет на дно ямы, и я, полуслепой с непривычки, подставлю ему беззащитное лицо. В яму бросили верёвочную лестницу, и я поднялся навстречу утреннему зною.
Солнце слепило глаза. Щурясь, я не сразу понял, кто передо мной. Он стоял против света в янтарном биште, с костяными чётками в руке – один из троицы старейшин: я плохо различал их одинаковые, похожие на древние валуны лица и оттого понятия не имел, который именно. За его спиной стояла Ингрит. На ней были лёгкие шаровары в тон коралловому платку, который она постоянно носила на шее, и тонкая белая блуза; под расстёгнутыми пуговицами облегающий чёрный топ. Рыжие волосы, собранные сзади в хвост, украшала золотая диадема.
Колдунья была бесподобна! И злость атаковала меня с новой силой: несмотря на вскрытую подноготную её лживой натуры, в противовес здравому смыслу, она внушала симпатию, странным образом обезоруживала, что было в корне неправильно. Я избегал смотреть на неё, душа злость, съедавшую разум.
– Джаббар назвал тебя Странником, ходящим за пределы дверей, – заговорил старец, и я различил по ровной, размеренной речи третьего – самого молчаливого из Свидетелей. «Ихсан», – не без усилий вспомнилось имя. – Но если быть точным, ты – тень, как её ни назови: Странником, Колдуньей, Свидетелем или простым слугой, природа тени неизменна. Уясни это в начале и не питай напрасных иллюзий.
– В начале чего? – спросил я.
Неясная прелюдия не предвещала ничего доброго.
– Странствия… У нас к тебе поручение. От того, как ты его выполнишь, зависит благополучие твоей тени. Ты отправишься
– Но кто он такой и как мне его найти? Да разве способен я перенести другое существо в тень?!
– Найдёшь и приведёшь. Забрал же ты с собой своего демона! Или напрасно Джаббар нарёк тебя Странником?
При всём «многообразии» вариантов, я решил, что куда выгоднее считаться тенью небесполезного Странника, нежели слуги или вечного узника ямы, и потому не рискнул возражать.
– Сейчас мы отправимся к шаману, – продолжил Ихсан, не дожидаясь возражений. – Он совершит обряд перехода. Ингрит присмотрит за тобой на всём пути и поможет, если в том возникнет необходимость.
Признаться, от мысли о скором избавлении от всевидящих очей столетних старцев и предстоящей прогулки в обществе Ингрит я заметно приободрился. К несчастью, перемену в настроении заметил и мой свидетельствующий наблюдатель – приступ удушья разом вытряхнул у меня из головы все приятные мысли, заменив одной, что тотчас была озвучена мучителем:
– Ты тень, – говорил он, держа невидимый повод, – а мы Свидетели. Не вынуждай нас свидетельствовать твое небытие! – говорил, а я корчился на раскалённом песке, высматривая мимолётное мерцание между складок его бишта.
Старец ослабил руку, положив конец моим страданиям, и мы с Ингрит последовали за ним, сминая ногами золото песков, стелящихся облаками по залитой всепронзающим светом равнине.
Мы прошли совсем немного, как без сколько-нибудь разумной причины, которую в состоянии был бы переварить ум, перед взором будто из-под земли выросла необъятная стена гор. Стена не отбрасывала тень, отчего казалась вычурной, плодом извращённой фантазии, монстром, вбирающим в себя всё на расстоянии до неё и после. Сюрреалистическая перемена ландшафта такой виделась, а позже и ощущалась с холодом в сердце и безотчётным трепетом, когда осталась за спиной разъедающая зноем пустыня. Вход в скалы зарубцевал орнамент с диковинными символами: сплетённые воедино геометрические фигуры в многократном повторении.
Мы втроём вступили под угрюмый свод, и, странно, без умысла, само собою, естественно, мрак разоблачал. Растворялись маски… Природная чешуя из алмазных капель облепляла стены. В неназойливых бликах узорчатых граней я увидел Ингрит. Рассеянно обозревая ущелье, она теребила платок, он отодвинулся от шеи на расстоянии пальца – мне хватило, чтобы разглядеть под ним золочёную головку змейки, замаскированную под браслет-ошейник, точь-в-точь как у меня.
И сразу сделалась ясной и понятной причина её предательства. Будь она хоть сто раз видящей, она такой же раб, как и я, и хозяева у неё те же. Хранительница теней – подневольный страж, и ведёт она тех, кто переступает порог теней к Свидетелям не по своей воле. Обвинитель во мне разом умолк.
В тот миг я захотел смотреть ещё и видеть больше. И я обратил взор к высеченному из камня лицу старца Ихсана. Но прежде чем начать всматриваться в этот гипсовый слепок тени столетнего человека, я снова краем глаза выхватил чуть заметное мерцание, ярче проявившееся во тьме меж складок его бишта. Неизвестно почему, но именно то сияние зародило во мне интерес к старцу, а точнее сказать, к тому, о чём он молчал. И я наконец сосредоточил внимание на его лице. Поймав мой взгляд, он остановился. Я мог поклясться, что разглядел судорожное движение его скул, тотчас проявилась плотная рябь морщин, и я представил, что эта глиняная кожа вот-вот осыплется, как ветхая штукатурка.