Иллюстрированная история религий
Шрифт:
Буддийский монастырь
Нравственный идеал буддизма ясно виден именно из прославлений этого состояния святости. Душевный покой есть то состояние, в котором заключается все блаженство, полная независимость от мира, от его забот, его страстей, его мнений. "Будда, – говорит Фосбёлл в своем Introduction to Sutta-Nipata (S. В. E., X, XV), – это монах, который оставил мир и из семьянина сделался безродным странником, потому что от домашней жизни происходит нечистота. У него нет никаких предвзятых мнений, он отбросил всякое философское воззрение и никогда ни о чем не спорит. Он не испытывает ни радости, ни огорчения по поводу чего-либо; у него нет собственности, он отрешился от всякой страсти и желания и не привязан ни к добру, ни к злу. Он спокоен; при всех обстоятельствах он остается неизменным; он безмолвен, как глубокая вода; он нашел мир, он знает благополучие, состоящее в этом мире, он достиг бессмертного мира, неизменяемого состояния нирваны". Таким образом, душевный покой Будды столь полон, что он состоит в абсолютном равнодушии не только ко всякому наслаждению и страданию, но и к добру и злу; свою собственную жизнь он презирает так же, как и благополучие и богатство.
Его
При всем самоотречении по отношению как к самому себе, так и к ближнему у буддийского монаха преобладает, однако, крайне сомнительного свойства сознание собственного достоинства: если он восхваляет серьезность убеждения, бодрость духа, строгость поведения, что все необходимо для спасения, то не забывает при этом похвалить самого себя за серьезную, добрую и строгую жизнь, в особенности же за свою мудрость, свое познание истины, которая возносит его до небес над обыкновенными людьми и делает его выше Брамы и богов. С неменьшей гордостью, чем самый тщеславный стоик, он умеет отличать мудрого человека от глупого: "…как на куче придорожной грязи процветает лотос, полный благоухания и отрады, так и ученики совершенного сияют своею мудростью среди тех, которые подобны грязи, среди людей, блуждающих во тьме".
Это высокомерие монах сохраняет также и по отношению к членам общины. Вопреки первоначальным взглядам Будды уже во время его жизни в общину стали приниматься миряне, причем последние, сохранявшие свое светское звание, и до сих пор еще лишь из милости состоят наряду с орденом монахов, хотя они уже составляют большинство буддистов. Поскольку мирянин может надеяться достигнуть лишь низшей цели, высшая награда для него то, что в ближайшем возрождении он будет монахом и таким образом приблизится к нирване, постольку же на нем лежит и меньшее число обязанностей, чем у монаха, так что в буддийской этике нужно проводить строгое различие между нравственными законами для монахов и теми, которые нужны лишь для мирян.
Мораль буддизма представляется нам отчасти в виде различных школьных наставлений, которые так разработаны, что не без основания говорится о методизме и казуистике буддизма, отчасти же в виде прекрасных правил и трогательных рассказов. В этой морали не следует искать оригинальности; здесь также в буддизм перешло много общего индийского достояния. Если мы обратимся к отдельным предписаниям, то самые важные мы находим собранными в декалоге (Дазасила), который, впрочем, содержит в себе немного нового. Первые пять запрещений состоят в следующем: не убивать никакого живого существа, не красть, не нарушать супружеской верности (для монахов вообще не касаться женщины), не говорить неправды, не пить горячительных напитков. Пять следующих касаются только монахов: они запрещают еду в неустановленное время, участие в светских удовольствиях, употребление нарядов и благовоний, мягкую постель, принятие денег. В другом несколько отличном от этого декалоге грехи разделяются на плотские, словесные и мысленные. В отдельных случаях эти предписания разработаны весьма казуистически. Также для отношений между родителями и детьми, учителями и учениками, между мужем и женой, между друзьями, между господами и рабами, монахами и мирянами дается по пяти или по шести правил для той и другой стороны. Что буддийская мораль имеет много различных сторон, это ясно вытекает, между прочим, из приписываемого Будде многократного увещания соединить воедино Самадхи (самоуглубление), Панна (мудрость) и Сила (справедливость) – триаду, которую Рис Давид сравнивает с христанской верой, разумом и делами. Но всего важнее отношение активной стороны нравственной жизни в буддизме к ее пассивной стороне. История прежних существований Будды, равно как и других буддийских святых (Пурна, Кунала и др.), содержит трогательные черты благожелательности, сострадания, милосердия, участия, кротости, благодеяний и любви; также Дхаммапада и другие сочинения прославляют такого рода добродетели: любовь, которая побеждает ненависть, и т.д. Но, с другой стороны, ценность этих заслуг ставится невысоко. Они, пожалуй, полезны, но только на более низкой, подготовительной ступени; если бодисатва проявляет их, то у Будды их уже более нет; даже признавать эту деятельную нравственность за высшую считается прямо ересью. Так как буддизм почти исключительно дает запрещения и никаких положительных заповедей, то для настоящего святого, для монаха, нравственность имеет чисто отрицательное значение; всякое действие является оковами, от которых он уже свободен; чем более он похож на мертвеца, тем он ставится выше. Если буддийская мораль и имеет некоторые прекрасные стороны благодаря той ревности, которую она, заботясь о собственном блаженстве, обнаруживает в борьбе с искусителем Марой, равно как благодаря учению о добродетели, которое она проповедует словом и примером, то она имеет и свои темные стороны, выражающиеся в низкой оценке этой добродетели, а равно и всех общественных отношений и всякой активной нравственности. Необходимые следствия этого – отсутствие положительного чувства долга, презрение к труду, к женщине и ко всем условиям земной жизни. Задачей человека является не то, чтобы занять известное положение в мире, но чтобы бежать от мира. Эта отрицательная мораль имеет такое решающее значение для сущности буддизма, что нет ни малейшего основания разделять мнение Эд. Гарт-манна, будто этот ее характер может вполне сгладиться, и ожидать в будущем от буддизма полезного содействия к достижению положительных целей человечества.
"Тройное сокровище", Тиратна, – так буддизм часто называется своими последователями, – сообразно трем опорам, или твердым пунктам, которые они находят в религии: Будда, Дхамма, учение, и Самга, община. Если мы, рассмотрев Будду и Дхамму, обратимся теперь к Самге, то прежде всего должны припомнить, что община Будды есть орден нищенствующих монахов. Настоящий буддист отрешился от мира если не для того, чтобы жить отшельником в абсолютном уединении, то
Поступление в орден не представляет затруднений. Уже на седьмом или восьмом году можно быть допущенным в качестве ученика (саманера), но только в 20 лет получается посвящение. Церемония посвящения (упасампада) крайне проста; в собрании не менее как десяти членов кандидату предлагаются установленные вопросы, и если на них получены удовлетворительные ответы и никто из присутствующих не делает возражений, то он вводится одним из старших монахов и принимается собранием. Единственная иерархия между братией основывается на старшинстве и на обладании достоинством святого (архата). Среди вопросов, предлагающихся вновь поступающему, есть и вопросы насчет существующих препятствий. Они разнообразны: убийцы отца, матери или святого, те, которые оскорбили Будду или возбудили в общине раскол, те, которые страдают известными болезнями, но главным образом те, которые не правоспособны (рабы, должники, солдаты или не получившие разрешения от родителей), не допускаются в общину. В отдельных случаях эти определения иллюстрируются разного рода рассказами. С другой стороны, так же легок и выход из ордена. Монаху, у которого оказываются слишком сильными или чувственная страсть, или стремление жить с родственниками, или что-нибудь иное, привязывающее его к миру, или же у которого зародилось сомнение в истине, во всякое время предоставляется свобода возвратиться в мир, и за это его так мало осуждают, что он даже как мирской брат может оставаться в дружеских отношениях с орденом.
Одеяние монаха чрезвычайно просто. У него три предмета одежды: нижняя одежда, верхняя и ряса, цвет ее на юге желтый, на севере красноватый. Собственно, он сам должен приготовить себе эту одежду из собранных им лохмотьев, но, конечно, этому правилу вообще никогда не следовали. Другие платья, башмаки, зонты и т.д. составляют непозволительную роскошь; но против существующего у других монахов обыкновения ходить нагими буддизм высказывает протест. Далее, у Bhikkhu есть бритва, игла, пояс, сито, чтобы не проглотить с водой какое-нибудь насекомое, в большинстве случаев зубочистка, четки, всегда чашка для подаяний, так как он должен собирать в виде милостыни необходимое пропитание, ходя из дома в дом по богатым и бедным. Деньги он не может принимать ни при каких обстоятельствах; но и при собирании пищи он должен воздерживаться от всякой навязчивости, даже не может собственно спрашивать, но лишь показываться. В обычное время ему предписывается крайняя умеренность в пище, но во время болезни он может принимать в качестве лекарства и то, что в другое время ему запрещено; перечисление этих средств дает возможность составить себе представление об индийской фармакопее.
Что касается жилища, то правило, вменяющее монаху в обязанность жить под открытом небом, в пустыне, на церковных дворах или под тенью дерева, не дает нам картины действительности. Последняя показывает нам, что монахи чаще живут – и не только в дождливое время года – в хижинах или домах, а часто вместе проживают в монастырях, учрежденных большей частью богатыми благотворителями (Вихара, Самгхарама) и снабженных хорошо устроенными помещениями для собраний, кладовыми, обеденными залами, купальными комнатами. Странствующие монахи находили приют в таких монастырях. По крайней мере, для позднейшего времени процветание этих монастырей, которые во многих случаях являлись центрами учености, засвидетельствовано китайскими паломниками. Нечего и говорить, что монахи при этом не занимались никаким трудом, кроме ежедневного хождения за сбором милостыни; их занятия состояли в духовных упражнениях, предпочтительно в упражнениях диана, и в чтении или списывании священных книг.
Дважды в месяц происходило собрание монахов одного и того же округа, в дни полнолуния и новолуния. Порядок этого собрания указывает формула Пратимокша; слово это не имеет точно определенного значения; оно объясняется как формула облегчения от тяжести, т.е. тяжести грехов чрез покаяние и отпущение, или как формула защиты (панцирь против греховного соблазна), или, в более общем значении, как общинный порядок. Во всяком случае, содержащиеся в этой формуле правила берут свое начало из древних времен, так как у обоих отделов церкви они были почти тождественны. На церемонии один из монахов, обычно старший, ставит вопросы, на которые остальные затем отвечают. Пратимокша состоит из десяти частей: 1) предварительная проверка того, исполнены ли законные условия для открытия собрания; 2) введение; 3) перечисление грехов, карающихся изгнанием из ордена; 4) грехи, за которые исключают только на некоторое время, но позднее опять принимают; 5) сомнительные случаи; 6) проступки, за которые конфискуется какая-либо часть имущества; 7) грехи, которые нужно искупить; 8) грехи, в которых нужно покаяться; 9) дела, которые приличны; 10) все то, что касается примирения несогласий. Как видно из сказанного, целью этих собраний является покаяние; но позднее вошло в обычай раскаиваться заранее, чтобы никто не являлся на собрание, не искупив вины. Однако и потом прочитывание Пратимокши было полезно монахам как напоминание об их обязанностях и для взаимного контроля в общине. Мы не будем приводить в отдельности относящиеся сюда постановления. Доступ в собрания имели только монахи; миряне, новопосвя-щаемые и монахини исключались из них. Четыре главных греха, которые ipso facto влекли за собой изгнание навсегда из ордена, суть плотское совокупление, воровство, убийство и ложное утверждение, что кто-либо обладает сверхчеловеческой силой и достоинством архата.