Иллюстрированная история религий

де ла Сосей Шантепи

Из главных богов наследие древнего культа деревьев перешло в особенности к Артемиде и Дионису. Изображения Артемиды часто вешались на деревьях; бородатые маски Диониса помещались на суковатых древесных стволах. Напротив, нельзя вывести никакого несомненного указания на древний культ деревьев из того обстоятельства, что отдельные виды деревьев были специально посвящены отдельным божествам: например, дуб был посвящен Зевсу, масличное дерево – Афине.

Еще явственнее дендролатрии обнаруживался в греческой религии культ животных. Конечно, в исторические времена случаи, когда ухаживали за священными животными и приносили им жертвы, принадлежат к числу исключительных. Собственно говоря, такое явление имело место только по отношению к змеям, которые были присоединены к служению различным богам, например Асклепию, и в которых, как думали, по преимуществу поселялись души героев. Нам известно несколько таких змеиных культов: саламинская змея при служении Деметре в Элевсине; змея-хранитель в Афинском Акрополе, которая ежемесячно получала медовую лепешку; змея, которая призревалась в качестве демона-покровителя Элиды в Олимпии, и пр. Кроме этих скудных остатков культа животных существуют весьма многочисленные его следы в мифах и обрядах. Во всяком случае и здесь нельзя сразу делать вывод о существовании древнего культа животных, как только упоминается о каком-нибудь из

них. Отношения, о которых в каждом данном случае идет речь, не всегда бывают ясны: касательно некоторых животных можно сомневаться, были ли они действительно первоначальными объектами культа, какими-нибудь родовыми божествами (тотемами), или они рассматривались просто как имеющие пророческое значение, как, например, волки и птицы; или они посвящались богам в качестве символов, ради какого-нибудь одного признака, как, например, особенно плодовитые животные посвящались Афродите. Тем не менее известно с несомненностью, что в тех случаях, когда животные посвящались отдельным божествам, это сочеталось с остатками древнего почитания животных. Иногда новый бог, вместо того чтобы совершенно вытеснить прежнего, животного бога, просто помещал его при себе: отсюда мыши в храме Аполлона Сминфейского и сова в качестве атрибута Афины. В некоторых случаях божество удержало признаки какого-нибудь животного или сохранило наполовину его вид: так, Дионис изображался или целиком в виде быка, или, по крайней мере, с бычьими рогами, Деметра – с лошадиной гривой. Но нет в греческой мифологии другой столь выдающейся черты, как представление о богах, временно принимавших вид животных; таким образом, Зевс приближался к своим возлюбленным во всевозможных видах: то в виде быка, то в виде лебедя; раз даже он превратился в муравья. Реже превращался Аполлон, но и он в образе дельфина показывал критским морякам дорогу в Дельфы. Дионис также превращался во льва, для того чтобы наказать тирренских тиранов. К рассказам о богах в образе животных присоединяются еще рассказы о многих людях, претерпевавших такие же превращения. Таким образом, наивный мифограф (Антонин Либералис) и фривольный поэт (Овидий) позднейшего времени могли изложить всю мифологию с точки зрения превращений.

Змея как гений места; на жертвеннике ей предлагается яйцо и хлеб.

(Стенная живопись в Гэркулане)

Нигде греческие представления не обнаруживают своего сродства с представлениями диких племен в такой степени, как в этих рассказах, в которых боги суть только великие волшебники и почти не существует границы между богом, человеком и животным.

Уже из культа животных мы узнаем, что у греков имело место поклонение подземным силам. Роль, которую играла змея, в особенности в беотийском культе, может быть объяснена только тем, что это животное, скрывающееся в подземных норах, находится в связи с существами, обитающими во внутренности земли: упомянутое выше кормление священных змей всякого рода кушаньями, даже такими, которых змеи не едят, но которые, как, например, мед, обычно приносились хтоническим божествам, с несомненностью указывает на то, что при этом имелось в виду не прокормление животного, а нечто другое. В Древней Греции мы находим в действии два рода почитания, обращенные к подземным существам: отношение к душам умерших и к хтоническим богам. Относительно первого мы имеем несколько прямых указаний. Во-первых, мы находим их в могилах древних столиц Микенского периода, как обнаружили раскопки, затем также в культе более позднего времени. У афинян был праздник, посвященный всем умершим: это день кувшинов во время Анфестерий в феврале; в этот день вообще старались умилостивлять тени. В такие именно дни умершие покидали свои подземные жилища и бродили по земле; много стараний прилагалось к тому, чтобы удерживать в отдалении страшные тени: смазывали варом дверные косяки, жевали листья боярышника; семья делала приношения и священные возлияния своим покойникам. Можно получить понятие о дарах, которые приносились умершим, из Гомера, где описано торжественное погребение Патрокла и Ахиллеса; из описания мы видим, что при этом не пренебрегали кровавыми и даже человеческими жертвами. Против таких жертвоприношений боролся Солон, который, например, запретил закалывать на могиле быка; но этот обычай, несмотря на запрещение, держался еще долго. Тем не менее более чем сомнительно, чтобы такое отношение к умершим можно было назвать культом мертвых в собственном смысле слова. Очевидно, здесь мы имеем дело не столько с призыванием умерших, сколько с попечением о них – обыкновение, которое существует у всех первобытных народов, и с предохранительными правилами, обусловленными обычной верой в привидения; грек называет это отвращением гнева умерших.

Напротив, отношение к хтоническим божествам есть настоящий культ.

Деметра

Бесспорно, что почитание божеств земли было у греков очень древним. Прежде всего, обряды хтонического культа так явственно напоминают формы почитания того же рода существ в других арийских религиях, что нельзя не счесть его основ за первобытное, общее, индогерманское достояние. Даже специфически греческая форма хтонических культов носит признаки глубокой древности; они более, нежели другие культы, привязаны к определенному месту; дары, которые приносились при их отправлении, вода с медом и первобытная каша, – указывают на такое время, когда вино и печеный хлеб не были еще известны; применение при священных обрядах новых открытий, как, например, масла, избегалось. Важна, далее, та тесная связь, которая существует между хтоническими богами и растительностью, в частном случае растительностью полевой; эта связь указывает на первоначальные жизненные условия греков, занимавшихся земледелием. Так, у Гесиода рекомендуется сельскому жителю молиться хтоническому Зевсу. Дальнейшие примеры того же самого представляет тот факт, что Аид называется Плутоном, то есть подателем богатства, или изобилия, и что древняя Гея, живущая под землею, считается также повелительницей растений; но самое главное – это, конечно, миф о Деметре: в нем и мать-земля, и царица умерших, Персефона, фигурируют в качестве главных лиц в представлении ежегодного хода явлений природы и земледельческой культуры.

Рядом с этой благодетельной стороной природы подземных богов существовала и устрашающая, обусловленная их деятельностью в качестве богов смерти. Страшен не только олицетворяющий саму смерть мрачный Фанатос, который пьет в могиле кровь жертвы; Аид и его товарищи циклопы также устраивают себе из тела умершего отвратительное пиршество, после которого остаются одни кости. "Это сама земная глубина, разверстая пасть которой поглощает

умерших", говорит Дитрих. В качестве священных остатков этого первоначального грубого воззрения на силы подземного мира существовали наводящие ужас изображения и страшные маски многих хтонических божеств. Сам Цербер первоначально есть не что иное, как пожирающее чудовище глубины, сама пожирающая земная глубина, в виде ужасной собаки. С этой жестокостью смерти-истребительницы связывается представление о суровости мстящих и наказывающих сил смерти; так Эринии, хтонические духи, жившие под землею, которые представляли, без сомнения, разгневанную душу убитого, развились в мстителей за тяжкие преступления вообще. Когда призывают Эриний, то ударяют по земле; то же действие употребляется при отправлении большинства других хтонических культов. Этим же объясняется, что за искуплением пролитой крови обращаются также к подземным богам. Ищущий искупления должен сесть на землю, причем красная шерсть, которою он обвязывает шею и руки, символизирует, что он находится под властью подземных сил, которые любят цвет крови.

Нельзя определить, каково было первоначальное отношение между попечением о душах умерших и хтоническим культом; многочисленные сходные черты в жертвенных дарах и местах жертвоприношений указывают на первоначальную связь; но разрешить вопрос, что чему предшествовало, тем труднее, что обе категории обрядов имели совершенно различную судьбу. Жертвоприношения умершим со временем подвергались изменению, так как почтение к покойникам есть всегда живое, с каждым поколением обновляющееся чувство. Не только присоединились новые виды даров: вино и масло, но и самые погребальные обряды развивались с ростом гуманности; человеческие жертвы и вообще кровавые дары отошли на задний план, и в конце концов все внешние действия постепенно свелись к образному чествованию в форме могильных рельефных изображений и т.п. Напротив, хтонический культ, всегда рассматривавшийся как сношение с древними божествами, упорно сохранял старинные формы и поэтому производит впечатление более первоначального.

В историческое время существует ясное различие между обеими категориями обрядов. Жертвоприношения хтоническим божествам имели характер искупительных жертв; они были знаками покорного подчинения и исполненного страха искания помилования. В жертву божествам земли – состояла ли эта жертва из людей или из животных – приносилось то, что могло служить к их умилостивлению, а не для приглашения их к обеду. Поэтому такие жертвы приносились ночью, в глубокой тишине и при строгом молчании. Целью жертвоприношений умершим было, напротив, доставить тем удовольствие самим жертвенным даром, и поэтому эти жертвоприношения имели в общем более радостный характер, хотя живые люди получали от них так же мало, как и от хтонических жертвоприношений. Жертвы умершим приносились днем. Более мелкие различия, как, например, то, что божествам земли приносились в жертву животные мужского пола, а умершим животные женского пола или кастрированные, что культ умерших был связан с черным цветом, а хтонический с красным, имеют только тот интерес для нашей цели, что из этих различий мы можем заключить о некотором первоначальном их различии.

Но отношения культа к земле и к умершим этим не исчерпываются. Даже в позднейшей Греции мы находим следы почитания предков.

Известно, что в числе греческих общественных подразделений были "роды", которые признавали или по крайней мере воображали себя связанными кровным родством; они объединялись непосредственно в почитании одного родоначальника, именем которого назывался род, – вероятно, это установление восходит к действительному культу родоначальника.

Гжата

Святость, которую приписывали города своим основателям, филы своим старинным начальникам, заботливость, с которой их кости сохранялись в качестве охранительных реликвий и переносились с собою во время странствований, – все это можно назвать почитанием предков, дошедшим до степени настоящего культа. Это одна из форм культа героев, одного из самых распространенных и самых важных культов в Греции. В культе героев есть также некоторые первобытные элементы, и прежде всего постольку, поскольку он, возникнув из почитания предков, может быть определен как развившийся культ мертвых. В этом смысле герой был дух, или душа, какого-нибудь заменательного человека. Согласно греческой психологии, жизнь души не прекращается со смертью тела; человек в существенных своих чертах остается в том же состоянии, в котором он находился в момент смерти; на этом основании и в могиле его еще нужно поить и кормить (посредством приношений); поэтому могила устраивается наподобие жилища и умершему даются необходимые для жизни орудия и оружие, иногда даже домашние животные и слуги. Однако эта первобытная вера в бессмертие была у греческих племен очень аристократична. Неизменное продолжение жизни души доставалось на долю только тому, кто мог быть назван человеком в полном смысле слова. Но таковыми были только избранные люди, в особенности храбрые и знаменитые. С этим различием можно познакомиться уже из надгробных памятников Микенского периода: в то время как обыкновенные смертные должны были довольствоваться могилами, рассчитанными только на кратковременное существование, куполообразные могилы князей и знатных лиц сохранились до нашего времени и свидетельствуют нам о той роскоши, с какою они были воздвигнуты.

Внутренность храма Зевса в Олимпии с изображением Зевса работы Фидия

Героям, которые на первобытной ступени развития почти отождествляются с предками, воздавался настоящий культ, и притом культ домашний и повседневный: "Чествование предков было тесно связано с центральным священным пунктом внутри дома, с домашним очагом. При семейном обеде присутствовали также духи предков. Второй дар принадлежит героям: героям же принадлежат падающие на землю крошки, точно так же, как, согласно немецкому представлению, они достаются душам бедных" (Узенер). Таким образом, герой жил и в доме: под порогом, в печи или где-нибудь в другом месте; но настоящим местом культа была могила, как мы это видели в Микенах, где у царских могил в акрополе стоял жертвенник.

Но героем бывает не только обоготворенный человек: знатное лицо, или храбрец, или, согласно позднейшему обычаю, всякий покойник; в героических преданиях и в культе героев продолжают свою жизнь образы древних богов и древние предания культа; таких героев, как Персей, Тесей, Одиссей, Эдип, нельзя рассматривать как умерших властителей, а следует понимать в смысле образов местных богов.

Слово "герой" у греков чрезвычайно многозначительно. Несомненно, в культе героев можно указать также и первобытные элементы разного рода, но не следует все-таки вместе с Роде выводить целиком культ героев из культа мертвых и относить его к первоначальной греческой религии. Денекен лучше принял в расчет многосторонность этих явлений и их позднейшие составные части.