Иллюзии Доктора Фаустино

Валера Хуан

– Прежде надо бы знать, любит ли он меня.

– Любит, обожает – это сразу видно.

– Вы видите, потому что у вас опыт. Я же молода, неопытна и ровно ничего не понимаю. Почему же он молчит? Пусть скажет, если любит. Пусть объявит об этом. Может быть, вы оба думаете, что я первая должна это сделать?

– Нет, дитя мое. Он просто очень робок.

– Робость иногда трудно отличить от глупости.

– Нет, это не тот случай. Кроме того, у него не было удобной минуты, чтобы поговорить с тобой: ты всегда в окружении поклонников.

– Кто ищет удобную минуту, тот ее находит,

несмотря на кольцо поклонников.

– Почем ты знаешь: может, он ищет случая.

– Не очень ловок ваш племянник, если больше недели ищет и не находит. Ну ладно, тетушка, я так вас люблю, что не могу и не хочу ничего утаивать и морочить вам голову.

– Говори, плутовка. Я чуяла, что здесь что-то не так.

Донья Констансия сунула руку под подушку, и в ее тонких пальцах оказалось письмо.

– Вот и вся тайна, – сказала она. – Неделя потребовалась вашему племяннику, чтобы обдумать и написать это послание. Признайтесь: он не слишком спешил. Напротив, он действовал с чувством и с толком.

– Нечего смеяться. Просто он не решался тебе написать. Прочти-ка письмо.

– Тетушка, ради бога, не говорите отцу и вообще никому – это секрет. Подобные вещи имеют прелесть, когда о них никто не знает.

– Не беспокойся: я никому не скажу. Читай.

Донья Констансия начала читать вполголоса:

«Милая кузина, вот уже неделя, как я осмеливаюсь мечтать о возможном счастье, что очень меня вдохновляет. Но меня терзает страх, что я могу потерять эту надежду, и причина тому – твои высокие достоинства и мое ничтожество. Страх точит эту надежду, убивает ее, Я обращаюсь к тебе за помощью: позволь мне надеяться, не отнимай ее у меня. Одного слова из твоих нежных уст достаточно, чтобы она сбылась. Услышу ли я от тебя заветное слово? Прошу тебя: не гони ее, не выслушав прежде того, что я хочу тебе сказать в защиту моей надежды. Где и как я могу поговорить с тобой? Если сочувствие, которое я читал в твоих глазах, и сострадание, с которым ты на меня смотрела, не обман, порожденный моим тщеславием, то я верю, что ты найдешь способ выслушать меня без воздыхателей, постоянно окружающих тебя. Нетерпеливо ожидающий ответа, самый горячий из твоих поклонников.

твой кузен Фаустино»,

– Видишь, тебе нет причины жаловаться на отсутствие чувства у Фаустино, – сказала донья Арасели.

– Я и не думаю жаловаться.

– Как тонко и умно составлено письмо! Как искусно он нанизывает все, что ему нужно! Как умеет он быть дерзким, не обнаруживая при этом ни малейшей нескромности! С каким изяществом молит о любви и свидании, делая вид, что ни о чем не просит! Что ты намерена делать?

– Посмотрим, Нужно подумать – и это естественно. Мне тоже потребуется неделя для ответа.

– Не будь такой злюкой. Любишь ты его или нет?

– Право, не знаю, тетя. Ведь так просто, вдруг не влюбляются. Если говорить откровенно, то боюсь, что дело кончится этим. Признаюсь, меня начинает немного тянуть к нему, но настоящей любви к нему я не испытываю. Раньше нужно выяснить, любит ли он меня и как любит. А во-вторых… Повторяю: там видно будет.

– Кстати,

что же ты ему ответишь?

– Пока ничего. Подожду недельку.

– Он умрет от нетерпения.

– Не волнуйтесь, не умрет. Впрочем, вы же сами сказали, что мой любезный кузен достаточно дерзок: действует медленно, но верно. Просит ни более ни менее как свидания наедине. Кажется, я правильно поняла? Но ведь это значит скомпрометировать себя. «Боже, какое легкомыслие!» – скажут люди, узнав об этом.

– Но, дитя мое, он же собирается жениться на тебе. Что же тут дурного, если ты немного постоишь с ним у решетки?

– Кто вам сказал, что он собирается жениться? Это еще нужно проверить.

Несмотря на ласки, уговоры и убеждения, тетушка Арасели не добилась от племянницы никаких обещаний и не сумела прояснить положение, в котором пребывала душа Констансии по отношению к дону Фаустино.

Однако донья Арасели вернулась домой несколько более уверенная в удачном исходе предприятия, начатого ею с таким энтузиазмом.

VIII

У решетки

Весь день доктор волновался и с нетерпением ждал ответа от доньи Констансии.

Он видел кузину на прогулке и на званом вечере у дяди. Доктор даже говорил с ней в присутствии друзей и приятельниц, окружавших ее, но не заметил никаких знаков того, что Констансия благосклонно приняла его послание. Скорее наоборот: ему показалось, что она держалась с ним более сдержанно, чем обычно. Он подумал даже, что впал в немилость, и меланхолия еще сильнее овладела им.

Респетилья за целый день не смог повидаться с любимой служанкой барышни. Напрасно дон Фаустино пытался выяснить судьбу своего письма.

Доктор вернулся к себе в двенадцать часов, проведя вечер в доме дона Алонсо. Он не стал раздеваться, а приказал слуге немедленно связаться с Манолильей, прибавив, что будет ждать его возвращения, чтобы узнать, как обстоят дела.

Отдав это распоряжение, он сел за стол и попробовал читать, но никак не мог уловить смысла. На страницах философской книги мелькало изображение Констансии. Ему казалось, что девушка улыбается ему, завлекает его, нарочно мешает читать.

Прошли два томительных часа. Уже далеко за полночь он услышал, как кто-то осторожно пробирается по коридору. Тут же скрипнула дверь, и в комнату вошел Респетилья.

– Что так поздно? Принес ответ? – спросил доктор.

– Вы думаете, что сюда так легко добраться? Мальчишка, который должен был отворить мне дверь с черного хода, спал без задних ног; едва его добудился, а то пришлось бы ночевать на улице.

– Я спрашиваю: ты принес ответ?

– Не расстраивайтесь, ваша милость.

– Ну вот еще. С чего ты взял, что я расстраиваюсь? – говорил доктор, и по голосу, жалобному и молящему, было ясно, что он совершенно подавлен. – Я и не думаю расстраиваться, но скажи, ради бога, в чем дело?

– Говорю вам, что нету письма. Донья Констансия бранила Манолилью за то, что она принесла ей ваше.

– Я так и думал. Сердце мне подсказывало. Какой я несчастный. Я не хочу, чтобы меня здесь дурачили. Завтра же едем домой.

– Сеньорито, я считаю, дела не так плохи, как вам кажется.