Иллюзии успеха
Шрифт:
— Вы не должны судить их строго. С одной стороны, существуют они, со всеми их достоинствами и со всеми чудовищными недостатками, а с другой — вы, в ком воплощено могущество огромного полицейского аппарата. Ваше присутствие здесь означает, что вы подозреваете кого-то из нас в том, что он или она — убийца Шарля Вале. Постарайтесь быть объективным, и вы сразу поймете, что ситуация не из приятных!
— Не решаюсь спросить вас о том, какая атмосфера царила тут до моего появления…
Она усмехнулась:
—
Тьебо признал правоту собеседницы. Элен, между тем, задумалась, и комиссар наблюдал за нею, наслаждаясь обаянием, которое излучала эта женщина. Ум, эмоциональность, чувственность, смешиваясь в ней, создавали это обаяние, к которому ему никогда не удавалось остаться равнодушным.
— Можно, наверное, сказать, что мы жили надеждой… Все должно было зависеть от вас. Если вы ограничитесь только формальными допросами, обстановка может разрядиться. В противном случае, мы тотчас переходим от надежды к… ко всеобщему недоверию. — Элен снова усмехнулась. — Чего и страшится наш продюсер… Между нами, вы сделали бы его счастливым, если бы отложили расследование до времени, когда закончится съемочный период.
Тьебо едва заметно передернул плечами и выбил табак из трубки в стоящую на камине хрустальную чашечку.
— В следующий раз воспользуйтесь лучше вот этой металлической штучкой на секретере, — посоветовала Элен. — Вообще она — для дегустации вин, но здесь, по-моему, служит пепельницей.
— Прошу прощения у нашего хозяина, — шутовски поклонился он и пересыпал все из чашечки в «штучку для дегустации».
— Спасибо от имени нашего хозяина! — улыбнулась Элен.
Убранство комнаты, присутствие этой женщины, какой-то своеобразный ток, при всякой встрече возникающий между ними, воспоминания о деле прежнем… Все это, в конце концов, способно привести к тому, что он вообще забудет, по делу явился или с визитом…
Комиссар неохотно повернулся спиной к конторке, над которой висела примитивистская картинка без рамы: под шарообразными зелеными деревьями маленькие человечки идут к колокольне, а на головы им сыплется снег, и вздохнул. Прелесть она или не прелесть, но ему надо ее допросить!
— Скажите-ка, Элен, в каких отношениях вы были с жертвой?
— Думаю, что на этот раз я оказалась за пределами круга: ни близких, ни далеких — никаких отношений с Шарлем Вале у меня никогда не было. И никаких дел. — Это было сказано ясным голосом, с уверенностью человека, способного подтвердить доказательствами свои слова. — Вы разочарованы, комиссар?
— Я? Я — в восторге! Но вы с ним все-таки были знакомы?
— Именно потому, что его репутация была мне слишком хорошо известна, я и старалась всегда избегать общения, а тем более — услуг с его стороны.
— У вас, конечно, есть свой импресарио, и хороший?
— Разумеется. Признанный специалист.
—
Элен смотрела на комиссара, и веселые искорки плясали в ее глазах.
— Ну, какая же я для него дичь? Он выбирал только легкую добычу. Такую, на которую его знаменитый сольный номер «открытие таланта» мог произвести впечатление.
— Ваше мнение о нем?
— Знаете, комиссар, бывают такие отмели под водой, опасные для кораблей, их называют «банками». Так вот, Шарля можно назвать акулой, смысл жизни которой — пастись у этих банок.
— Был ли он на самом деле так всемогущ, как говорят?
Она выдержала взгляд Тьебо, отлично понимая свою ответственность.
— Он был опасен, но имел низость атаковать только тех, кто оказывался не способен ему сопротивляться. Либо потому, что видел в нем спасителя, либо…
Элен не решалась закончить, вдруг ясно осознав: коли уж она так жестко заявила, что у них с Вале никогда не было ничего общего, значит, все, что она говорит теперь, может быть основано только на слухах.
Комиссар пришел ей на помощь, сформулировав гипотезу, пришедшую ему в голову на исходе разговора со следователем Делормом:
— Либо у них были какие-то… какие-то тайные слабости, которые они не хотели бы увидеть обнародованными в скандальных газетках. Я не ошибаюсь?
— Увы, нет.
Тьебо поморщился. Красавчик Шарль ни за что не смог бы стать его покойником: притягательное местоимение означало для него хоть какую-то симпатию к жертве.
— Знаете ли вы Робера Дени?
— Да. Он принимал участие в спектаклях, в которых я играла.
— Ваше мнение?
— Об актере или о человеке?
— Меня интересуют оба.
Элен некоторое время молча изучала дно своего стакана.
— Как человек… Он жил как будто без кожи — понимаете, такая сверхчувствительность… И постепенно, с годами, сумел внушить себе, что его карьеру загубили. А актер он очень добросовестный. Но ведь это никогда не заменяло таланта!
— Были ли вы в «Лидо» во время того гала-представления, когда Дени угрожал Красавчику Шарлю?
— Была… Вале в тот вечер был особенно отвратителен. Любой на месте Робера захотел бы набить ему морду. Ну, во всяком случае, я надеюсь… Хотя, знаете, в наши дни власть и деньги способны свести на нет любую обидчивость!
— Значит, была все-таки у Вале власть?
— В известной степени — конечно. Он принадлежал к этой новой мафии, которая и диктует, в конце концов, в профессии свой выбор, если не сказать — закон.
Комиссар прошелся по комнате, вернулся к камину и стал машинально покачивать резную люльку темного дерева, покрытую тонкой патиной. Он попытался представить себе действия в предлагаемых обстоятельствах «человека без кожи».