Иллюзии успеха

Жост Клод

— Как вы считаете, Элен, мог бы Робер Дени осуществить свои угрозы?

— Вы думаете, я способна залезть в его шкуру? Как это сделать? Как тут вообще можно рассуждать хладнокровно? Как определить порог, за которым неудачи, помноженные на озлобление и ненависть, могут одним мощным ударом превратить экзальтированного человека в убийцу? В какой момент слова переходят в действие? — Она покачала головой. — Нет, я не в силах сказать вам, когда мы, актеры, перестаем играть роль… Выходя со сцены или покидая съемочную площадку, мы на несколько часов перестаем быть персонажами пьесы и становимся

самими собой. То есть опять-таки персонажами, которых мы играем изо дня в день, без выходных и отпусков, сталкиваясь с другими людьми в повседневных делах и в личной жизни… Нет, не знаю… — Тень разочарования легла на лицо актрисы. — Знаете, по утрам мне случается врать даже себе самой… Перед зеркалом… Потому что так хочется назвать «усталостью» то, что у Расина метко определено как ущерб, нанесенный годами… И безвозвратный… — Она жестом остановила комиссара, пытавшегося возразить. — Вы галантны, комиссар, и женщине всегда приятно слышать, будто она совсем не изменилась. Даже если она отлично знает, что это не так… Главное — ограничить этот… этот «ущерб» и сделать его как можно менее заметным.

Тьебо снова принялся ходить взад-вперед, поменял трубку и стал набивать новую.

— Говорят, некоторое время Шарль Вале был любовником Мишель Ванье… Так?

Элен вдруг разозлилась.

— Я требую, чтобы относились с уважением к моей личной жизни, а это обязывает меня уважать личную жизнь других людей! Не рассчитывайте на меня, комиссар, если хотите услышать отголоски альковных сплетен.

Он пожалел о неудачном вопросе. Нет, даже не о вопросе — о тоне, которым задал его. Но что теперь поделаешь? Надо продолжать…

— В котором часу вы приехали в тот вечер в Нейи?

— Около десяти.

— Может быть, вы видели, как кто-то входил к Шальвану или выходил от него?

Она заколебалась, но Тьебо был настроен решительно:

— Весьма сожалею, теперь уступить не могу: здесь речь не идет об уважении к чьей-то личной жизни. Требуется засвидетельствовать точный факт в деле об убийстве!

Элен пожала плечами.

— Вы думаете, мне надо это объяснять? Предложите лучше выпить, комиссар. Пожалуйста.

Тьебо взял бутылку, любезно оставленную хозяином гостиницы на секретере, и налил виски в стакан Элен.

— Будьте пощедрее, комиссар!

Он подлил ей виски, а сам удовольствовался одинарной дозой.

— Спасибо. Теперь у меня будет ощущение, что я проболталась под воздействием алкоголя.

— Вы приехали к Шальвану на своей машине?

— На такси.

— Следовательно, вышли прямо у дома.

— Да.

— И, расплачиваясь с водителем, видели, как кто-то вошел или вышел…

Элен выпила все до дна, отставила пустой стакан и глухо ответила:

— Этот человек возвращался, я подчеркиваю — возвращался в дом Шальвана, а не первый раз входил туда.

— Какие у вас основания подчеркивать эту разницу? Почему вы так уверены, что именно возвращался?

— Потому, что он… То есть она… Потому что на ней было только платье, а в это время года никто не прогуливается без пальто.

— Это была Мишель Ванье?

Элен расхохоталась.

— Ну, вы зациклились, комиссар! Чем это она так

вам не угодила? Нет, это была не Мишель, это была Янник.

Прочитав вопрос на его лице, она уточнила:

— Янник Дютур, помощница режиссера.

— Вы уверены, что это была она?

— Должны бы помнить, комиссар: у меня нет привычки бросаться словами! На Янник была длинная цыганская юбка с оборкой внизу из белого шелка в коричневый горошек и золотисто-коричневая муслиновая блузка с очень широкими рукавами…

— Ладно, ладно, не сердитесь… И все-таки я стою на своем. Вы абсолютно уверены во времени?

— Могу поклясться, что десять еще не пробило!

— Простите мою настойчивость, но время тут — самое главное.

Она следила взглядом за полицейским, марширующим по комнате от двери к камину мимо окон с кружевными занавесками.

— Значит, вы вошли к Шальвану практически сразу за ней?

— Да.

— Вы не заметили, нервничала она? Была взволнована? Испугана?

— У меня не было на это времени: Шальван тут же вцепился в меня и больше не отпустил.

Тьебо остановился перед Элен.

— Предполагаю, однако, что вы — хотя бы просто из любопытства — посмотрели, кто уже пришел до вас, кто нет…

— Тут дело не в любопытстве. Это безусловный рефлекс, свойственный каждой женщине, комиссар. — Она ласково улыбнулась. — Между нами, я всегда стараюсь прийти попозже, одной из последних. Этакое маленькое кокетство. Особенно подходит для случаев, когда много женщин среди приглашенных. — Улыбка стала шире. — Я вхожу. Все внимание этих дам сосредотачивается исключительно на мне. И если они пронзают меня взглядами, значит, все в порядке. И я говорю себе: «Ну, держись, девочка моя! Для тебя еще не все потеряно!»

— И кто же вас пронзил в этот раз?

— Жена второго продюсера, критикесса ежедневной газеты, имени которой назвать не могу, и наша юная предприимчивая Мишель Ванье, полагающая, что с ее красотой можно обойтись и без таланта.

— Ничего себе! Привели в действие целый взвод!

— Надеюсь, что могу быть с вами совершенно откровенной, комиссар. Мне это редко удается на работе, но уж когда выпадает такой случай, я за него хватаюсь.

— И правы.

Значит, Янник Дютур, которая — по чистой случайности! — за несколько дней до отъезда в Ажен выпила стаканчик вина в компании Робера Дени… Не объясняется ли ее внезапно вспыхнувшая симпатия к Пупсику в равной степени его внешностью и местом работы? Не пытается ли она, ловко его выспрашивая, установить: есть ли свидетель ее ухода от Шальвана или возвращения к нему?

— А кого из приглашенных недоставало, когда вы пришли?

— Только Красавчика Шарля. Хотя я бы не сказала, что сразу так уж удивилась его отсутствию…

Глава 13

Логично было бы вернуться в «Золотой рог», но ему показалось смешным отправляться спать за час до полуночи в гостиничный номер, пусть и комфортабельный, но от этого не менее безликий.

Он придумал себе предлог: надо бы найти открытый в эту пору табачный магазин, — сел за руль и потихоньку двинулся в направлении бульвара Репюблик.