Иллюзия бога
Шрифт:
Но в реальности сверхъестественное не бывает добрым.
– Может, Двенадцать набросают коллективное заявление в полицию? Тебе не обязательно искать его в одиночестве.
Ари медленно покачала головой. Полиция? Кто знает, не взбредет ли копам в голову снова ворошить дело Минотавра? Оказавшись за решеткой, она уже не сможет помочь Дионису. Она уже просила почти каждого из Двенадцати сходить в полицию, но те лишь отводили взгляды. Все, даже Гестия. У каждого было что скрывать. И каждый имел право опасаться правосудия из-за той роковой новогодней вечеринки.
–
«Перси, что за игру ты ведешь, черт возьми?»
На дорожке, ведущей к особняку, Ари заметила даму неопределенного возраста в зеленом платье, машущую им рукой.
– Я только из оранжереи, дорогая, – обратилась она к Персефоне, снимая защитные перчатки. – Что же ты не предупредила, что у нас гости. Это твоя подружка?
– Да.
Их с Перси сложно было назвать даже приятельницами. Пару раз выручали друг друга на общих лекциях, одалживая ручку или забытую зарядку для телефона. А после сегодняшней беседы Ари вообще сомневалась, что они когда-нибудь заговорят снова. Но Персефона ответила с такой непоколебимой уверенностью, что Ари и сама чуть не поверила ее словам.
– Мама, это Ариадна. Ариадна, это…
– Деметра, просто Деметра. – Она протянула ладонь для неожиданно крепкого рукопожатия. – Пообедайте с нами. Не откажете мне в любезности?
Ари принялась вежливо отнекиваться, невольно робея перед ее глубоким голосом, королевской осанкой, красотой, от которой веяло величием и суровостью. Девушка смутно подозревала, что рядом с этим семейством она выглядит, как женщина легкого поведения после очень тяжелой ночи.
– И думать забудьте, я настаиваю. Куда вы собрались? Скоро будет дождь. Ну же, девочки, давайте в дом.
– Мам, на небе ни облачка…
– В дом!
Обещанный дождь пролился ровно через пятнадцать минут, и, когда он прекратился, а Ари наконец направилась в сторону ближайшей автобусной остановки, уже стемнело.
– Ты совсем притихла, Перси. – Деметра включила в доме «Весну священную» [11] и присела на ступени крыльца рядом с дочерью. – Что-то случилось?
Персефона покачала головой. «Мне нужен глоток новой жизни. Поехать куда глаза глядят. Покинуть дом. Выучить новый язык. Сесть за мемуары. Завести канарейку. Я бы хотела… Хочу взять все, что жизнь мне может дать. Хочу делать. Хочу быть. Все, чтобы найти новый паттерн. И еще мне нужен звонок. Всего один звонок, который я тоже могу приравнять к новой жизни».
11
«Весна священная» (фр. Le Sacre du printemps) – балет русского композитора Игоря Стравинского.
–
– Да, дорогая.
– Иногда… Иногда думаешь, насколько все в жизни стало чужим. Будто на самом деле должно быть не так. У тебя было такое чувство?
– Пожалуй, да. Не могу сказать, что без ума от этой жизни. Но я наполняю дни здоровой, трезвой любовью к ней. И не падаю в бездну меланхолии, как бы сильно этого ни хотелось. Нужно анализировать то, что делает тебя счастливой. Хоть на мгновение. Что-то одно. Большего, как правило, и не нужно.
Персефона нахмурилась. Что же могло привести ее в чувство?
«Гулять среди полок с книгами, столкнуться с Аидом лбами и дразнить его за хмурый вид».
Нет, к черту такие мысли.
К черту, потому что он хотел быть приоритетом, а не одним из вариантов. Потому что умел сказать все в лицо, а не за спиной. Потому что не боялся прослыть чудаком, ведь ему действительно плевать на мнение остальных. Потому что просчитывал ходы наперед, чтобы добиться желаемого. Потому что врезался в ее память.
И к черту, потому что ее оттолкнула от него не фраза: «Ты что, убила Семелу?» Ее оттолкнула фраза: «Меня это не волнует. Если это правда ты, могу помочь утилизировать тело. Если понадоблюсь, скажи».
Ее шокировало то, насколько легко он мог поверить в ее отравляющую, порочную сущность.
С тяжелым вздохом она положила голову маме на плечо.
– Позвони уже своему аутисту, дорогая. – Деметра поморщилась, как от зубной боли.
Персефона не смогла скрыть изумления. Мать тихо рассмеялась:
– Популярная ошибка сообразительных людей – думать, что их невозможно прочитать.
– Аид ведь тебе не нравится.
– Не нравится, конечно. Вместо учебы романы крутишь. К тому же с юношей, у которого эмоциональный диапазон беднее, чем у рулона туалетной бумаги. Куда это годится? Но раз уж он тебе по душе…
Персефона медлила.
«Хватит. – Она заставила себя подняться. – Один звонок не повредит. Я воспитала свое сердце. Оно перестанет чувствовать, когда я скажу».
Вернувшись в дом, она подошла к старинному телефонному аппарату и набрала давно выученный номер.
Трубку взяли после первого гудка.
– Слушаю.
– Не отвлекаю? – Она отлично знала, что ответ будет «нет». Не сдержала улыбку, услышав паузу, представив, как Аид выпрямляется, проводит рукой по волосам, перехватывает телефон покрепче. Интересно, он сейчас в перчатках?
– Нет. – Голос привычно хрипловатый, будто от редкого использования. – Приятно снова тебя услышать. Где ты сейчас?
– Дома. – Она вложила в интонацию как можно больше скуки.
– Мать снова зовет тебя полоть грядки?
– Не-а. Сегодня она даже назвала меня сообразительной. Что думаешь? Подходящий эпитет?
– Очень. Еще властолюбивая, тщеславная, требовательная, ужасающая, напористая, вселяющая трепет и в целом очень привлекательная.
– Я впечатлена. Мне и в голову не приходило, что ты брал уроки красноречия в мое отсутствие. Только не говори, что специально перечитывал словарь.