Иллюзия любви
Шрифт:
Двух старушек, сидящих на перевернутой лавочке, он не заметил бы вовсе, если бы они его не окликнули.
– Эй, милок! – ласково позвала Сикуха. – Подойди к бабушкам!
Васик остановился и покачнулся так, что едва не упал. Впрочем, приказание, он тут же исполнил, ведь его мозг – посредством адской мази – был запрограммирован на беспрекословное выполнение любой просьбы или приказа.
– Совсем бухой, – сказала Никитишна, обращаясь к своей подруге, – посмотри – не сечет поляны совершенно...
– Ага, –
– Ну так чего ты сидишь? – зашипела на нее Никитишна. – Действуй! Сейчас еще рано – никто не видит. Давай быстрее, а то народ на работу попрет!
– Опять – я? – возмутилась Сикуха. – А ты на стреме? На стреме-то на стреме, а кусок себе требуешь, как на равных. Оборзела ты на старости лет, Никитишна, вот что я тебе хочу сказать...
– Кончай базар! – хрипнула Никитишна. – Пока я по сторонам зыркаю – давай!
Сикуха проворно спрыгнула с лавочки, подбежала к бессмысленно раскачивающемуся из стороны в сторону Васику и молниеносно обшарила его карманы.
– Ни хрена нет, – сообщила Сикуха, – вообще ни копья. Даже сигарет нет.
Никитишна внимательно всмотрелась в лицо Васика.
– Да он же не пьяный, – проговорила она несколько удивленно, – он же вмазанный, причем конкретно. Вот сука!..
– Ага, – подтвердила Сикуха, отходя к лавочке, – гнида какая! Все бабки проширял, падла! Из-за таких, как он, и опохмелиться нельзя нормально...
Васик, не издавая ни звука, стоял на одном месте, слегка покачиваясь, словно тростник.
– А ну пошел отсюда!!! – заорала во всю свою похмельную мощь Никитишна. – Вали!
Васик развернулся на шестьдесят градусов и, пошатнувшись, побрел прочь.
– Во какой! – возмущенно квакнула Сикуха, – совсем ничего не соображает, падла...
– Урод, – прорычала Никитишна, совершенно выведенная из себя невозможностью как следует подлечить изъеденный похмельем организм, – чтоб ты сдох!
Последняя фраза, словно пуля, впилась в голову Васика. Ноги его подкосились и, шатаясь, он едва добрел до угла дома и надолго замер, упершись обеими руками в холодную кирпичную стену.
Запрограммированный на исполнение любого приказания мозг Васика начал потухать, как экран неисправного телевизора. Васика шатнуло в сторону, он едва устоял на ногах, но очередная судорога швырнула его на землю.
– Во торкнуло, – пробурчала Сикуха, поднимаясь с опрокинутой лавочки, – пойдем, Никитишна. А то этот ханурик ширевой в деревянный макинтош завернется, а на нас палево падет...
– Пойдем от греха, – согласилась Никитишна, и старухи, опираясь друг на друга, заковыляли вверх по подъездной лестнице.
Васик приподнял голову. Что-то
Звякнуло где-то сверху открывающееся окно. Истошный женский визг вонзился в небо, а Васик, изогнувшись в смертельной муке, в последний раз открыл глаза и, прохрипев совсем тихое:
– Умираю... – уронил голову на сырой асфальт.
И умер.
– А мы еще встретимся? – несмело поднял на меня глаза Иван.
Мы стояли у моего подъезда. Давно уже рассвело. Час назад Иван подвез Дашу к ее дому, сейчас он провожал меня.
– Может быть, – сказала я, хотя в груди у меня немедленно полыхнуло огнем – после слова Ивана.
– А где?
– Я думала, назначать свидание – прерогатива молодых людей, – сказала я.
– Ах, да...
Иван заметно покраснел.
– Тогда... Тогда приходи завтра вечером к Марианне Генриховне, – предложил Иван, – она приглашала на чай с пирогом. Придешь?
– Приду, – конечно, сказала я.
Вообще-то я думала, что Иван пригласит меня куда-нибудь в другое место... В ресторан, например, или в театр. Или – хотя бы – прогуляться по набережной, сходить в парк... Да мало ли. Конечно, не совсем обычно – назначать свидание дома у постороннего человека, но воспоминания о проведенном у Марианны Генриховны времени были такими чудесными, что спорить я не стала.
К тому же... Мне очень понравился Иван. То есть... Сказать, что он мне очень понравился – значило бы – сильно исказить истину...
Мы расстались у подъезда, я поднялась к себе в квартиру, вошла и остановилась у большого зеркала в прихожей. И только там, глядя в свои счастливые глаза, я проговорила – тихо-тихо – сама себе:
– Боюсь, что я влюбилась...
Я прошлась по комнатам. Свет включать уже не имело смысла – солнце поднялось достаточно высоко, чтобы осветить мою квартиру ровным желтым утренним светом.
Снова остановившись у зеркала, я засмеялась и замотала головой.
– Не-ет... – вслух проговорила я, – нужно срочно пообщаться с кем-нибудь. А то так и рассудком недолго тронуться. От счастья.
Я бросилась к телефону и набрала Дашин номер. Очень долго телефон не отвечал – очевидно, Даша спала. Но мне так хотелось с ней поговорить, что я решилась все-таки разбудить ее.
Наконец, на шестой или восьмой звонок, трубку на другом конце провода сняли и нисколько не заспанный Дашин голос проговорил:
– Алло?
– Даша! Извини, что разбудила... – по инерции воскликнула я.
– Да я и не спала, – ответила Даша, – я писала.
– Писала? – удивилась я. – Что ты писала?