Иллюзия реальности
Шрифт:
Однако ж сильно оскорбила Барбару неверность Вана, рассуждал Олмир. Обидела до глубины души. Принимая во внимание ее взрывной характер и всегдашнюю нацеленность на «быть лучше всех» вкупе с теперешним подавленным состоянием, надо сделать вывод, что не сразу рванулась она сюда выкладывать свое негодование. Вероятно, сидела в своем Дуате, пока не привела чувства и мысли в порядок. Наревелась, поди, вдосталь. Набуянилась. А потом по обыкновению составила план действий, сдвинуть с выполнения которого ее будет почти невозможно.
— Ты кому-нибудь еще показывала… этот свой фильм?
— Нет.
Так, даже Адольф Мирков пока ничего не знает о душевной бури его дочери. Значит, остается еще маленький шанс отговорить ее от необратимых действий. Когда в разрешение сложившейся ситуации будет вовлечено много людей, пространство для маневра, поиска компромисса будет резко сужено: и Барбара, и Ван будут озабочены в первую очередь тем, чтобы сохранить лицо.
То, что Барбара со своим горем побежала не к отцу, а к нему, Олмиру казалось естественным. Они были свои. Интернатовские, — он, Синди, Седой, Варя, Юра, Лена. Чуть-чуть в стороне Алик и Джулия, но тоже свои. Сейчас, конечно, в их круг вошел также маленький Олми. И только где-то на далекой окраине сознания находились все остальные люди, включая даже их родителей, Кокрошу, Лоркаса с четой Винтеров, профессора Макгорна и его Миску и всех-всех прочих.
— Что ты решила? — спросил Олмир стараясь, чтобы голос его звучал ровно, без лишних, совсем ненужных сейчас эмоциональных оттенков.
— Решила, — вздохнула Барбара, — развестись. Не получится у меня жить с ним. Не смогу я. Нет ему веры. Предатель он!
— Не, не предатель. Просто такой человек.
— Нет, предатель!
Поскольку Олмир молчал, она добавила:
— Ты же знаешь меня: либо все, либо ничего! Не смогу я с ним жить, все время подозревая и лукавя.
— Варя, жизнь длинна. Очень длинна и полна самыми разными событиями. Порой обстоятельства выше нас, и бывает очень стыдно за минутное малодушие, за скверный необдуманный поступок. И поскольку не известно, что ждет впереди, следует остерегаться поспешных необратимых действий…
— Не кроши батон!
— … вы с Ваном прекрасная пара…
— Не моего полета он птица!
— … я понимаю, тобой движет обида. Он сильно оскорбил тебя, надругался над твоими чувствами. Но неужели, даже если не получится когда-нибудь потом простить, нельзя будет ну… подзабыть, не обращать внимания?
— Ольк, я все основательно обдумала и пришла к единственно правильному решению. Он герой не моего романа. Он всю жизнь только путается у меня под ногами. Мешает.
— Расцени его поведение как результат стихийно сложившихся обстоятельств. Ну не повезло ему в жизни — рано начал половую жизнь. Не виноват он.
— Конечно же ему не повезло — потерять такую женщину, как я!
После длинной насыщенной паузы Олмир спросил:
— Седой знает о твоем решении?
— Мой-то? Знает, паршивец. Выдала я ему перед тем, как к тебе податься.
Так, коли ей удалось нейтрализовать компьютерные системы звездолета, большого скандала она не поднимала. Получается, что разговаривала она с Ваном
— Ты два раза бывала на «Элеоноре»!
— Да хоть двадцать два — что с того? — спокойно ответила Барбара. Помолчав, добавила: — В первый раз, как увидела все это безобразие, у меня пропал голос. Раскрывала рот, как рыба, а не получалось издать ни звука. Поэтому я ушла к себе, в Дуат. Поразмыслила как следует, пришла в себя. И во второй раз выдала своему по полной. Видел бы ты, какое жалкое зрелище представлял твой дружок!
Через некоторое время Барбара дала понять, что вся острота ее мысли при ней:
— Однако тебе действительно не позавидуешь: все вычисляешь, анализируешь. Только все не о том, что нужно. Ну, определил, что я два раза была на звездолете — и что с того? Лучше думай о том, как побыстрее оформить наш развод. Само собой разумеется, что он должен лишиться герцогского титула и всех должностей в моем Доме. Отныне для всех подданных моего герцогства он будет презираемым изгоем.
— Ну-ну, Варя, — с укоризной сказал Олмир.
— Иначе нельзя. Только так: презираемый изгой!
— Нет!
— Ты что, скандала хочешь? Уж я те устрою райскую жизнь — будь спок! Повыщипываю перышки. Поиграю на нервах — ты ведь знаешь, сколько удовольствия мне доставляет борьба за торжество справедливости. Союзники мои, думаю, тоже не подкачают. У меня много их появится, вольных и невольных. Твоя мамашка…
Олмир вскочил и нервно заходил по кабинету. Действительно, его мать, Элеонора Ремитская, поддержит Барбару, чтобы самой поставить вопрос о разводе. Как поведет в этой ситуации отец, непредсказуемо… Смутные времена могут наступить на Ремите.
Барбара уселась на диване по-царски.
— В общем, выбор за тобой: либо тихо-мирно устраиваешь наш развод на моих условиях, либо… поднимаешь лапки, капитулируя также на моих условиях.
— Варя, поосторожнее.
— Ольк, мне некуда отступать. Но хотелось бы, конечно, побыстрее завершить формальности. Как говорится, перевернуть страницу жизни. Отвлечься. Месенн…
Олмир вздрогнул, напугав Барбару — она даже выставила вперед руку, загораживаясь.
Что это с ним? А, из глубин памяти вплыла давняя пророческая картинка, как он проводит ритуал бракосочетания Месенна и Барбары. Подпортила одного друга — собирается приняться за второго?
— Что — Месенн?
— Он согласился ускорить воскрешение моей мамы. Я предпочитаю помогать ему, а не заниматься выяснением отношений с моим бывшим.
Ходил-ходил Олмир по кабинету. Неожиданно силы оставили его, и он сел на прежнее место, съежившись в комок.
Барбара также сникла, охваченная неясными переживаниями. Ее жизненный опыт подсказывал, что опасно ставить Олмиру ультиматумы. Да и вообще себе дороже в чем-либо ему перечить. У императора и председателя Совета магов много рычагов воздействия на трепыхающихся, а изобретательности в их применении хоть отбавляй. Но дело есть дело. Ван — отрезанный ломоть, нет в мире способов и средств, чтобы вернуть ее любовь, и посему она вынуждена настаивать на немедленном разводе.