Иллюзия защиты
Шрифт:
Сироткин в удивлении смотрел на меня, сумела я его обескуражить! Моя рука наткнулась на лямку сумочки, я схватила ее, прикидывая как можно воспользоваться этой никчемной вещью.
– Ну и прекрасно! Мне нравится Тимур, хорошо, что вы с ним не заодно… о, какая прелестная шейка у тебя, нежная как дорогой фарфор… - он впился противными мокрыми губами в мою шею, чуть ниже уха.
По мне снова прокатилась волна омерзения, я взвизгнула и стала лупить негодяя сумкой по голове. Я все била и била, крича и рыдая. А тот все больше наваливался на меня. Молнии сверкали, гром разрывался прямо над головой. На все это ушли секунды, но мне они показались вечностью. Вдруг я увидела силуэт
От испуга я умудрилась свалить банкира с себя, он почему-то совсем не сопротивлялся, просто тихонько сполз к спинке дивана, но волосы мои так и не отпускал. Я билась в истерике, пытаясь вырвать свой хвост, краем глаза косясь на занесённую надо мной саблю. Очередная молния отразилась в ней, и Дэн стал опускать ее на мою голову, как в замедленной съемке. Я онемела, понимая, что пришел мой смертный час.
Рванулась в последний раз… и вдруг освободилась, голова почему-то была легкой, как пух. Откуда-то шел визгливый звук, действующий мне на нервы. Я обхватила голову, удивляясь, что она все еще на моей шее, но что-то все - таки было не так… я глянула на диван и ужаснулась – все было в крови, красное на белом… и еще этот режущий уши звук…
– Евааа! Прекрати верещать! Да перестань же! – кто-то ударил меня по щеке, и визг сразу прекратился. – Ну вот, все хорошо, все хорошо… тихо, тихо…
Я увидела перед собой Тимура, он целовал мое лицо, уговаривая успокоиться, мое сердце забилось сильнее от облегчения.
– Тимоша, Тимоша! Кровь… голова, я умираю? Он саблей меня…
– Нет, Ева, Дэн только волосы отрезал твои, освободил тебя… давай скорее, уходить надо тебе, скорее… - Тимур поставил меня на ноги, но они совсем не держали меня, подгибались. Тогда он подхватил меня на руки и потащил к черному ходу, Дэн бежал следом, держа в руках мои вещи и злополучную саблю. Тут до меня дошло, что кровь не моя, что я что-то сделала с банкиром…
– Тимоша, а кровь? Я убила его? Я его сумочкой била… и убила? – мне хотелось погладить милое лицо, но я помнила, что провинилась перед ним.
– Нет, не убила… только кровищи кругом… сейчас тебя проводим и вернемся, приведем эту мразь в порядок. Кстати, чем ты так его, что там у тебя в сумке?
– Это подкова, наверное, я нашла на пепелище несколько дней назад… – вдруг вспомнила я.
– Здорово! Я его саблей чуть не рубанул, ладно разобрался, что ты его вырубила уже… за волосы извини, так получилось… - подал голос Дэн. Я машинально потрогала свои волосы, их почти не было, может до плеч только. Жалко, только я сама виновата.
Тимур вытащил меня со двора через калитку черного хода, перенес через дорогу и поставил возле кустов.
– Давай в лес, спрячься где-нибудь, а мы скажем что ты уехала на такси… ну придумаем что-нибудь… давай Евушка, как можно скорей уходи отсюда, двигайся в сторону деревни, я найду тебя потом… и воды найди, отмойся. У тебя и лицо и руки в крови… давай, время не теряй, – он толкал меня в сторону деревьев, Дэн сунул мне в руки рюкзак и сумку, забросил в кусты саблю, и они со всех ног кинулись обратно. Тимур оглядывался и махал на меня рукой – «уходи»!
Я залезла в кусты, нашла саблю и забрала ее с собой. Я знала куда идти, этот лес мой родной дом, каждое дерево знаю, каждую веточку. Нашла ручей, давнишний мой дружок, раньше казался целой рекой, а теперь я выросла, и он стал мелким для меня. Целый час отмывалась от чужой крови. Сумочку пришлось выкинуть, уже не отмоешь.
Я будто деревянная была, чувства притупились, странное равнодушие проникло в душу. Спокойно смотрела, как тихое течение
33.
Примерно в километре, наискосок от дома была большая ель, старая, такая старая, что внутри нее образовалось огромное дупло. Мы с Павлушкой играли в домик там, иногда брали с собой и Любашу, сестренку его. Любаша была младше меня почти на четыре года, и мешала нам играть, хныкала, отбирала мои куклы. Поэтому брали мы ее с собой нечасто.
Я шла к своему укрытию так быстро, как могла. Старая ель была на месте… хотя куда ей деваться. Ее пушистые колючие ветки надежно укрывали дупло, а молодая поросль вокруг маскировали местность. Здесь меня никто не найдет, если только Павлушка. Забралась внутрь, огляделась. Оказывается, не такое уж и большое дупло, я едва помещалась в нем, а раньше казалось… Сыро и неуютно, но выбирать не приходится.
Присела на ворох старого полуистлевшего тряпья, отдаленно напоминавшее одеяла, которые мы когда-то утащили из дома тайком. Кучкой лежали игрушечные кастрюльки и тарелочки, даже постаревшие и потемневшие куклы мои сидели в ряд. Я перестала приходить сюда, когда мне исполнилось тринадцать, почти девять лет назад. Выросла. Появились другие интересы.
Стемнело. Я просидела в своем укрытии целый день, боясь пошелохнуться. Спина затекла, ног я почти не чувствовала. Пустота, везде пустота – в голове, на голове, в животе. Сначала хотелось есть, теперь только пить… сырая одежда частично высохла, а кое-где снова намокла, дождь лил не переставая, с потолка моего укрытия местами струилась дождевая вода.
Холодно до ужаса. Надо бы выйти и походить, чтоб согреться, но мне не хотелось шевелиться. Выходила только один раз, по нужде. Дремала, лежа на влажном тряпье, или проваливалась в забытье, я уже не понимала. Сначала думала, отсижусь до вечера, а потом пойду в деревню, я знала дорогу.
Но пришел вечер, и я решила умереть здесь. Уснуть навеки. Может не сегодня и не завтра, может через неделю… нет, это произойдет раньше, из-за холода. Мне все равно. Я убила человека! Пусть он мразь… но я убийца! И в тюрьму не пойду! Хоть меня Тимур и успокаивал, говорил, что банкир жив, но перед глазами стоял белый диван, залитый красной кровью… столько крови, не может человек остаться живым, потеряв столько крови…
Вспомнив про Тимошу, я зашевелилась. Я очень переживала за него, что с ним, не сделал ли ему Сироткин что-нибудь? Потом снова опустила голову на воняющую сыростью охапку шмотья и закрыла глаза. Я все равно не узнаю об этом, никогда. Тем более банкир ему ничего не мог сделать, ведь я прикончила его.
Какие-то чувства остались в душе, потому что на глаза навернулись слезы, мне было тоскливо оттого что я никогда больше не увижу своего любимого, никогда он меня не поцелует… и никогда я не увижу своего Султанчика, не проедусь верхом. С тем и уснула. Когда открыла глаза, было уже светло. Во рту пересохло, хотелось в туалет… пришлось подняться и выползти наружу. Смерть от разрыва мочевого пузыря меня не прельщала.