Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2
Шрифт:
В конце марта, когда солнце делало очередную попытку пробраться сквозь противные табачные тучи и когда газетчики настойчиво пророчили наступление весны а первой декаде апреля, я встретил Колидорова.
Он стоял посредине улицы и рассматривал какую то книжку. Увидев меня, он обрадовался.
— Ну, как твое путешествие? — спросил я.
— Какое путешествие?
— Да это… во Владивосток и Каменец-Подольск? Налаживается?
— Не шути… Такими вещами не шутят!.. Я, конечно, во Владивосток не поеду. Это все чепуха!.. А вот!
Я оглядел
— А вот путешествие по Волге… Это вещь вполне реальная… Сначала по Волге… От Нижнего до Астрахани. Потом в Баку… Через Каспийское море… Затем перемахну через Кавказский хребет… Катну по Черному морю к..
— До свиданья, Колидоров, — с грустью сказал я, черкани пару строк любящему тебя другу, когда будешь «перемахивать» через Кавказский хребет…
— Колидоров! — крикнул я, высовываясь из трамвая Колидоров оглянулся, поспешно спрятал какую-то книжечку в карман и, виновато улыбаясь, полез в мой вагон
Май был на исходе. Тяжелые грифельные тучи обложили небо. Дворники уныло поливали улицы.
— Сколько лет, сколько зим! — промолвил Колидоров. — Как тебе нравится эта, с позволения сказать, погода?
— Паршивая погода. Но что тебе, Колидоров, происки весны? Ведь через несколько дней ты будешь, развалясь в соломенном кресле и попивая коньячок, плыть на быстроходном почтовом теплоходе, рассекающем широкую грудь Волги-матушки реки…
— Брось глупости! — сухо сказал Колидоров. — Какая может быть матушка-река, когда… впрочем, я уже снял дачу. Вот…
Колидоров вынул из кармана книжечку.
— Вот расписание дачных поездов… Как видишь, полное удобство. В пять выехал из дому, а в семь ты уже у меня. Живу я…
Колидоров сообщил мне точный адрес своей дачи и просил непременно «примахнуть», когда он «обживется и уложится в новых условиях».
Третьего июня, ступая по лужам и проваливаясь в какие-то канавы, я шел вод проливным дождем от станции «Целебные грязи» к даче, в которой обитал мой друг Колидоров.
С трудом отбиваясь от собак, я вступил на гнилые лесенки террасы. На террасе, обтянутой промокшей парусиной, сидел за столом, покрытым скатертью, посиневший Колидоров и, трясясь от холода, играл сам с собою в шахматы. Увидев меня, он болезненно улыбнулся и развел руками.
— Ты, — сказал я грозно, — жалкий капустный червь, гордящийся оседлым образом жизни и украшающий обеденный стол скатертью, ты, живущий, подобно серенькому обывателю, на даче и сидящий на террасе!.. Ты, полагающий все свое благополучие в пошлой игре в шахматы с дураком партнером, — смотри. Вот…
Я устроил большой кукиш и, с наслаждением шевеля большим пальцем, поднес его к носу Колидорова.
— Вот тебе автомобильные очки, вот ковбойская шляпа. Вот тебе Владивосток! Вот тебе Мурманск! Вот тебе Волга и вот тебе хребет!.. Видишь?
— Вижу, — сказал Колидоров покорно.
Всеобъемлющий
— Ах! Дети — это моя слабость! — прошептал поэт, мечтательно глядя на огонек папиросы. — Я люблю детей нежной материнской любовью… Я должен, немедленно должен написать детские стихи!.. Да, дети, я отдаю вам свое бессмертное имя! Я кладу к вашим милым ноженькам огонь высокого вдохновения и сладкое бремя моего долголетнего опыта. Кстати, за детские стихи, кажется, не плохо платят…
И поэт, муза которого в этот вечер была особенно благосклонна, написал нижеследующее стихотворение:
Зайчик
Ходит зайчик по лесу К Северному полюсу…— Детские стихи должны быть краткими и выразительными, — сказал поэт.
— Но не до такой же степени! — испугались его друзья.
— Не беспокойтесь, — холодно ответил поэт. — Для небольшого аванса они достаточно кратки и выразительны.
В издательстве «Детские утехи» стихи очень понравились.
— Прекрасные стихи, — сказали поэту, — дети будут в восторге. Вот записочка в кассу.
— Ax! Дети — это моя слабость, — ответил поэт, небрежно пряча записку в жилетный карман. — Вы не поверите, но для этих шаловливых карапузов я готов в огонь и в воду.
Однако ни в огонь, ни в воду поэт не пошел, а вместо этого направил свои стопы в издательство «Неудержимый охотник».
— Охота — это моя страсть! — воскликнул поэт, войдя в кабинет редактора. — Вот настоящие охотничьи стихи, краткие и выразительные.
Редактор надел очки и нерешительно прочел:
Ходит зайчик по лесу К Северному полюсу…— Хм… Да… Стихи интересные, но при чем тут, собственно говоря, охот…
— Ка-а-ак! А зайчик!
— Да. Действительно. Зайчик. Но…
— Что «но»? Ничего не «но»! Картина! Живопись! Полотно!.. Представляете себе — лес, густой, темный лес… Охотник в болотных сапогах, сжимая в руках ружье и ломая сучья, пробирается к снежной поляне. Снег. Синь. Тишина… В это время на поляне появляется зайчик. Его следы четко синеют на пушистом снегу. Уши приподняты. Он весь — движение, весь — порыв!.. Э, да что говорить! Такого зайчика, как у меня, вы нигде не купите…
— Снег… Следы… — прошептал редактор. — Ветки хрустят… Ладно. Покупаю зайчика… Скорее берите аванс.
В редакции журнала «Лес, как он есть» поэта встретили с энтузиазмом.
— Вот! Наконец-то и поэты одумались и повернулись лицом клееному хозяйству! — радостно сказал редактор. — Ну-ну, показывайте, что вы принесли. Ага!..
Ходит зайчик по лесу К Северному полюсу.— Гм… Это, конечно, очень литературно, но не имеет ничего общего…