Имена мертвых
Шрифт:
— Я понимаю, — прибавила она вслух, — дело в заряде… У меня что, его очень мало?
— Нужен потенциометр, — показал Аник руками нечто величиной с кофейник, — без него не определить. Это сделает профессор.
При упоминании о Герце на Марсель упала тень, густая и холодная. Она старалась не думать о нем, и разговоры отвлекали ее, позволяли забыть о профессоре, но все время он был рядом — незримо и реально. Она вдохнула поглубже, ожидая, что от резкого вдоха внутри что-то скрипнет, станет ощутимой искусственная природа ее тела — нет, ничего, все ощущения знакомые.
Тень профессора побледнела, отступила, мирно и послушно вытянулась у ног.
— Надо прийти к нему вечером, пораньше, — напомнил Аник.
— А, конечно! — легкомысленно ответила Марсель. — Я знаю. Я приду… часов в семь, полвосьмого. Мы увидимся сегодня? Пожалуйста, приезжайте и вы, я хочу…
«Что я хочу? как это назвать? хочу видеть его рядом?..»
— …спросить кое о чем, но это долго, а сейчас мне надо в город. Я думаю сходить в церковь.
— Что ж — удачи! — Аник подал ей руку.
Голос его звучал обычно, но в словах Аника ей почудились тоска и боль.
*
— Ты завтракала, детка? — окликнула Ану-Марию Долорес из гостиной. — Если хочешь кушать, разогрей блинчики; они свежие, с мясом.
— Да, — сухо и безучастно ответила дочь вождя, разуваясь в прихожей. — Спасибо, Лола. Я поем.
Прочный мир квартиры заколебался позавчера, когда ворвались посланцы Повелителя Мертвых. Не к добру был их приход. Все начало постепенно разрушаться, изменился смысл самых простых, обыденных явлений; прохожие на улице, машины на дороге, телефон, входная дверь — все стало выглядеть иначе, подозрительно и угрожающе. Стал громче звук шагов, отчетливей дыхание, сильней удары сердца. Осязаемый облик предметов сделался призрачным, вещи превратились в оболочки без содержимого, и странно было ощущать прочность дверной ручки, шероховатость ткани на собственном теле и витающий в воздухе запах еды. Окружающая действительность потеряла значение, преобразилась в картонную декорацию, где разыгрывается трагедия. «За мной идут».
За мной идут. Все остальное несущественно.
Ана-Мария перемещалась в бесцветной пустоте, ясно слыша шаги за спиной.
Высокий смуглый человек в шляпе покинул поезд на конечной остановке, в Мунхите, — и потерялся, но взамен возник еще один субъект. Нырнув в подъезд, Ана-Мария взбежала по лестнице и осторожно поглядела из окна с площадки между этажами. На другой стороне улицы припарковался темно-зеленый «ситроен», судя по наклейке — взятый в прокат, фирмы «Эфер». Преследователь сел в машину, с другой стороны вышел тот, кто ехал с ней в трамвае № 7.
Пошел осматривать дом — нет ли черного хода.
Ана-Мария села на пол у стены и по привычке стала покусывать кончики своих смоляных волос.
Мыслей явилось много; все они были мелкие, пугливые, дрожащие.
«Надо звонить
Охотников больше, чем трое, — втроем на людей не охотятся. Отвертятся ли они, когда ребята в лиловом козырнут и вежливо попросят документы? как пить дать. Они туристы. Вряд ли с оружием — в королевстве за этим следят строго. Зачем в Мунхите? чтоб осмотреть музей «Локомотивное депо», где старые паровозы и все такое. Или ищут давних знакомых, а те съехали. Ничего криминального.
Да, точно без стволов. Если б хотели убить — то улицы Мунхита в выходной малолюдны, а стрелять терминадос умеют неплохо. Обоймы не пожалеют, чтоб наверняка. Маноанский обычай велит принести заказчику голову убитого, но они на чужой земле — хватит и газеты с заметкой об убийстве.
«Хотят взять живьем», — возникла вторая жалкая догадка.
Утром. Если им известно, когда и куда она ходит. А им известно. Они даже не прячутся. Берут на страх. «Звони, не звони, крошка — ты уже на крючке, отслежена и вычислена».
«Взять „троупер“, выйти к машине — и уложить всех», храбрилась третья мысль.
И на всю жизнь в тюрьму. Та же могила, только заживо.
«Надо просить защиты у полиции», — вертелась первая из мыслей.
Ты не политический лидер, не писатель-эмигрант с известным именем, не беглый президент с украденной казной. Месяц, два, три будут стеречь, поселят в дом хмурую даму в штатском, а потом — «За отсутствием оснований постоянная охрана снята». Это в лучшем случае — если тебя поймут, поверят.
Затем Ана-Мария поднялась в квартиру. Мысли-мошки умерли и высохли, их унесло ветром.
«Бежать», — мысль-паук, мысль из темноты, тянущая паутиной к себе.
«Рассказать Лолите!» — билась в паутине муха.
На блинчики Ана-Мария насыпала слишком много перца. Горло запылало огненной трубой, в глазах защипало.
— Марсель не звонила?
— Вчера вечером. Она в норме, обещала позвонить. А я… — Долорес запнулась, поймав глазами фиолетовую розу в вазе.
— Что-нибудь нашла в библиотеке? — вопрос Ана-Мария задала механически, просто чтоб не молчать.
— Да, кое-что, но… — Роза, похожая на восковую, замерла в своем пышном цветении, и лепестки ее напоминали губы: «Тс-с-с-с!..»
— …за нами следят, — выговорила Лолита. — Эти люди, что пришли вместе с Марсель…
Ана-Мария, раскрывшая было рот, воздержалась от возгласа.
— Они выяснили, кто я, чем занимаюсь и где бываю, — напряженным, чуточку горестным голосом докладывала Долорес. — Ана, меня предупредили, чтоб я прекратила розыски. Похоже, они могут многое — слежка, вооруженные акции…
Еще часа полтора Ана-Мария размышляла, сидя у себя — старательно, не давая трусливым мыслям заглушить голос рассудка и сражаясь с пауком, что старался опутать сознание липкими нитями безвыходного ужаса. Наконец она решилась и перенесла телефонный аппарат в свою комнату.
Надо попытаться.
Бодибилдинг-клуб «Пехлеван», на ее счастье, работал и по выходным. Там не отказались дать ей телефон сьера Клейна, но попросили назваться; она откровенно объявила, кто она такая. Нечего терять.