Имена мертвых
Шрифт:
Аник бессильно обрушивается на пол — он едва может дышать.
«Кх… м-м-м… — морщится Клейн, сжимая зубы. — Прыгучий, бес… Ф-фу!»
Не лучше и Герц, лицо сведено гримасой. Но когда струящееся по воздуху свечение меркнет, он выпрямляется во весь рост, как ни в чем не бывало.
«Вот так-то, сьер Бакар. Вы меня слышите?.. Никакому криогенному воздействию вы не подвергались. Все эти годы вы провели на кладбище тюремного замка Граудин. Это очень старая тюрьма; весной будущего года ее кладбище ликвидируют. Вам повезло, что мы вас откопали раньше. После сожжения
Клейн с недовольной миной взваливает Аника на койку.
В дверях уходящий Герц задерживается, раздумывает и, решившись (эта процедура неприятна, но неудобно и опасно носить в себе искусственный заряд), протягивает руку в сторону кровати.
Как прилив сил, к Анику возвращается способность двигаться, исчезает отвратительное ожидание близкой и неминуемой смерти.
«Не, ничего он не понял, — крутит головой Клейн. — Раза три помереть надо, чтоб понять. Может, не кормить его, чтоб проняло крепче?.. И лишний раз не заходить».
«А если бы я не кормил тебя? Мы ведь тоже не сразу поладили…»
Клейн сопит. «Да, Герц прав. Нельзя так. 8-й — убивец, это не отнять, но сейчас ему со всех сторон худо — ни родни, ни друзей, ни даже имени, жить осталось меньше трех дней, а потом — умирать раз за разом. Вот расплата так расплата!.. Разве что в аду так может быть».
«Весьма успешное воплощение! — Герц доволен, несмотря ни на что. — Будем надеяться, что он воскреснет и повторно…»
Аник не знает, что за будущее его ждет. Пока он ломится в дверь плечом и кричит:
«Эй, вы, уроды! Я хочу написать сестре! Два слова, что я жив! Эй, где вы там?!.»
Дверь неприступна, стены непоколебимы, кровать вмурована в пол. Солнца нет. Устав стучаться и надсадив горло, Аник бросается в постель и медленно, зло терзает ногтями стерильный матрас; неслышные слова впитываются в подушку, как кровь из разбитого рта:
«Эммеранс, Эмми, сестричка, одна ты и помнишь меня».
Глава 7
Ана-Мария, оглядев напоследок наклейку на ветровом стекле — «Бодибилдинг-клуб ПЕХЛЕВАН», собралась вернуться, но наткнулась глазами на идущего к ней Клейна.
«Уже рядом! не скрыться!»
Маленький боевик идет красиво, с грацией сильного, уверенно владеющего телом человека, с тяжеловатым изяществом океанского прилива, будто раздвигая плечами воздух; тонкий свитер под расстегнутой курткой обтягивает литой мускулистый торс; левая рука двумя пальцами отводит полу куртки, и отблескивает краешек рукоятки пистолета; правая рука плавно идет вверх, пальцы раскрываются, и указательный уже ищет спусковой крючок…
«Вчера обошлось — а сегодня?»
Ана-Мария попятилась. Мысли о том, как быстро он выздоровел, и не близнец ли это, даже не пришли ей в голову — она была уверена в сверхъестественности происходящего, как верят в воскресение
Клейн достал тонкую испанскую сигарку, левой поискал в кармане: «Вот те раз, зажигалку забыл…»
— Салют, мучача. Не меня ждешь?
Только тут сердце у Аны-Марии застучало, забилось; она распрямилась — бежать глупо, он будто не… Но как он оказался тут? другой выход? и почему так быстро? Когда он вошел в дом, они места себе не находили — но не бросаться же следом! по вчерашним событиям выходило, что опасности для Марсель нет; скорей всего Клейн решил помочь Марсель объясниться — ведь если что-то замышлялось против доктора Фальта, боевики могли явиться и без нее… Ну ясно, он задним ходом вышел. Прошло всего полчаса… и что же, за это время Людвик успел все понять и раскрыл дочери объятия?
Тогда почему к дому подъехала «скорая»? с доктором Фальта случился сердечный приступ от счастья?..
Он с оружием. На улице людно — но его это не остановит. Тихий выстрел, он тотчас садится за руль — и поминай, как звали. Это же смех — искать его по номеру «вольво»; кто поверит, что номер не фальшивый.
Неизвестно, что ждать от него. Может, секунда — и завтра заметка в «Эрценк Бастион»: «Щупальца политического террора дотянулись до нашего мирного Дьенна, Ана-Мария Тойя, студентка, вчера вечером на улице Сколем-бик… выстрелом в упор» — обязательно в упор, газетчики не признают дистанций, в упор и только, так в Сан-Фермине кончают судейских и левых.
Она хотела с ним встретиться, но не так.
Бежать — подставить спину.
Врезать ногой в челюсть — надо сразу, без промедления. Но счастливый момент стремительно уходит — он собран, готов блокировать удар, он начеку.
Один ли он? Отходя назад, Ана-Мария стремглав оглянулась — вдруг уже сходятся, берут в тиски? Скрутят, отключат и сунут в машину; потом ищи, королевская полиция, девчонку из Маноа — да кому она нужна?
— Огоньку не найдется? — спокойно спросил Клейн. «Ох, спиной чую, уже спешит сюда Долорес, сорвалась из сквера и бежит на подмогу…»
— Что вам надо? — приготовившись к отпору, резко спросила Ана-Мария.
— Зачем по чужим машинам шаришь?
— Я ничего не трогала.
— Еще бы ты тронула… Может, прокатимся?
— Спасибо, не надо, — Ане-Марии пришел на ум стишок: «От таких прогулок — Господи, избави! Утром ты очнешься где-нибудь в канаве…» — если вообще очнешься, а не… как там? «Был горячим малым, стал холодным трупом…»
— Смотри, пожалеешь… а то бы услышала что новенькое.
— Что не в свое дело ввязалась? я и так знаю.
— Ты умница. Ведь договорились — не лезь…
— А вы что с ней сделали?
— С тобой это никто не сделает.
— А я вас не боюсь. Пуганая уже.
Клейну вспомнилось — удар в замок, дверь настежь, детишки — как забитые щенята; которая из них была она? ха! самое время было вглядываться…
Ведь знает, что опасно говорить с ним на эту тему! все знает, бестия, но говорит.
— Вы зря здесь топчетесь, — Клейн обошел «вольво», приоткрыл дверцу. — Ее нет дома.
— Как?