Именем Республики
Шрифт:
— Документы я возьму, — сказал он, — а вас попрошу следовать со мной.
— Это по какому праву? — взвизгнул Судаков. — Я буду жаловаться!
— Там видно будет. Идите вперед!
Судаков на минутку задумался, потом покорно спросил:
— Разрешите вещи взять? В землянке...
— Берите.
— Вот шел человек, прилег отдохнуть, и гонят куда-то, документы отбирают, — заворчал Судаков, трогаясь с места.
Вдруг он повернулся, взмахнул рукой, и Стародубцев почувствовал резкую боль в глазах. Выхватив наган, он наугад, ничего не видя,
— Держи! — кричал милиционер, отчаянно ругаясь.
...Получив задание Стародубцева, Пантушка спрятался за кустами, шагах в двадцати от землянки.
Он понимал, что предстоит не игра, а настоящее боевое дело, в котором он должен получить, по словам Стародубцева, «крещение». Милиционер так и сказал: «Ну, Пантелей, идешь на боевое крещение».
Поблизости, рядом находился враг народа, враг Советской республики (это слово нравилось Пантушке).
Сжимая в руках винтовку, Пантушка посматривал на землянку, и ему не терпелось выстрелить.
Когда из землянки вышел Судаков и, закурив, стал показывать документы, Пантушка хотел подойти поближе к милиционеру, чтобы помочь в случае необходимости.
Но вот у землянки произошло что-то непонятное. Стародубцев закрыл руками лицо, а Судаков бросился бежать. И этот истошный крик милиционера: «Держи!» — и выстрел.
Словно подстегнутый, Пантушка кинулся догонять Судакова. Он не знал, что произошло, но для него было ясно одно: беглеца надо задержать.
Голова убегавшего Судакова мелькала над малинником. Пантушка бежал, не чувствуя, как сучья до крови царапают босые ноги, и скоро стал настигать Судакова.
— Стой! — крикнул он пронзительным голосом и, остановившись, приложил винтовку к плечу. Выстрел оглушил его, плечо дернуло. Он перезарядил винтовку и опять побежал.
Судаков даже не оглянулся на выстрел. Он думал, что стрелял милиционер. Продолжая бежать, он не подозревал погони, не знал, что зоркие мальчишечьи глаза не выпускают его из виду.
Прошло еще минут пятнадцать-двадцать. Судаков стал заметно уставать и бежал уже спокойнее. Это дало возможность Пантушке догнать его настолько, что он видел всю фигуру беглеца, не скрываемую ветвями.
У раздвоенной березы Пантушка остановился, положил ствол винтовки на развилку, прицелился в поясницу Судакову и спустил курок.
Грохнул выстрел. Судаков покачнулся, упал, тотчас же вскочил, сделал один шаг и опять упал.
А Пантушка стоял за толстой березой с широко раскрытыми от изумления глазами и тяжело дышал не столько от бега, сколько от нервного возбуждения.
Глаза Судакова обшаривали кусты, в руке у него чернел браунинг.
Пантушка ни малейшим движением не выдавал себя.
Судаков стал отползать, держа наготове пистолет, потом тяжело поднялся и, хромая, с трудом пошел,
«Не упустить бы», — думал Пантушка, преследуя Судакова. У наступающего всегда есть преимущество перед обороняющимся противником. И у Пантушки было более выгодное положение преследователя. Он видел каждое движение Судакова, мог угадывать его намерения, в то время как Судаков не видел преследователя и каждую секунду ждал пули в спину. Поэтому он стал петлять, как заяц, спасающийся от гончей собаки.
Пантушка знал, что надо преследовать врага до тех пор, пока тот не будет пойман. Когда и где произойдет это, он не представлял.
Враг норовил уйти, скрыться. Раненая нога мешала, но все же он продвигался вперед, ковыляя, заметно слабея.
Погоня продолжалась уже больше часа, но противники отошли от землянки не больше километра. Судаков искал случая перевязать рану, но это ему не удавалось. Всякий раз, услышав позади шум, он стрелял. Несколько раз пули просвистели рядом с Пантушкой.
Однажды ему показалось, что наступил подходящий момент для того, чтобы ранить врага в другую ногу. Он выстрелил, но промахнулся и невольно вышел из-за дерева, которое его скрывало.
Судаков на миг увидел Пантушку и выстрелил. Пуля сорвала кору с березы чуть повыше Пантушкиной головы. Пантушка упал и со страхом, какого никогда еще не испытывал, отполз в чащу. Судаков стрелял наугад, пули пролетали совсем близко.
Потом все затихло. Казалось, в лесу нет ни души. Прошла минута, другая... Пантушка услышал легкие, удаляющиеся шаги. К нему вернулась смелость, и он пошел следом за Судаковым.
Напряженный до крайней остроты слух его вдруг уловил шорох. Сердце Пантушки дрогнуло от испуга, он залег, выставив вперед винтовку.
Неожиданно в десяти шагах от него появился Стародубцев.
— Дядя Игнаша! — Пантушка кинулся к милиционеру. — Он там!
— Ты цел? Ох, как я боялся за тебя!
Глаза у Стародубцева были воспалены и беспрерывно щурились.
Пантушка показал рукой в ту сторону, где находился Судаков, и снова сказал:
— Он там.
Они стали продолжать погоню. Судаков не успел уйти далеко, и догнать его было нетрудно. Заметив погоню и все еще думая, что его преследует только мальчишка, он крикнул из-за кустов:
— Слушай, парень! Брось винтовку, а то я сделаю из тебя решето.
Пантушка не отвечал.
— Будь осторожен, — шепнул милиционер.
Прошло немного времени, и они увидели Судакова. Он волочил ногу и продвигался медленно.
Стародубцев тщательно прицелился и неторопливо спустил курок. Судаков скорчился и перехватил пистолет из правой руки в левую.
— Сдавайся! — Стародубцев выскочил на открытое место, потрясая наганом. — Руки вверх!
Увидев милиционера, Судаков выстрелил в него, потом зло выругался. Патроны в пистолете кончились, он полез в карман за запасной обоймой, но перезарядить не успел: набежавший Стародубцев ударом по голове сшиб его с ног. Судаков попытался подняться.