Именем Республики
Шрифт:
На соседних полосах фыркали лошади, покрикивали пахари и бороновальщики. Все это движение людей и животных захватывало Пантушку, и душа его ликовала от счастья.
Полосу засеяли засветло и, положив на телегу плуг с бороной, поехали домой. Пантушка сидел рядом с отцом на грядке [9] , свесив босые ноги. После трех почти бессонных ночей в лесу, после ходьбы по пашне все тело его болело от усталости. Но это было сущим пустяком в сравнении с тем, что он испытывал, любуясь обработанными
9
Грядка — продольные и поперечные брусья, образующие края телеги.
Где-то блеяли овцы, плакал ребенок, кричал коростель. Издалека доносился колокольный звон.
— В монастыре одна работа — богу молиться, — проговорил Трофим и после недолгого молчания добавил: — Не тяжело, не пыльно, а доходно. Грехи богачей отмаливают, а сами грешны.
— И отец Илиодор грешен? — наивно спросил Пантушка. — Старухи говорят, он святой.
— Старухи тебе наговорят, только слушай. Дармоед, старец-то Илиодор. Монахов палкой по голове бил, когда силенка водилась. Они боятся его, монахи-то... Говорят, молебен об убитом служил. А что молебен? Он не воскресит убитого.
— Тятенька! А где церковное золото спрятано?
— Кабы знал, пошел бы и взял.
— Себе?
— Зачем оно мне? Золото жевать не будешь. Отдал бы в волость, отослали бы, куда надо.
— Наверно, в каменоломне спрятано, — неуверенно промолвил Пантушка.
— Мало ли места на земле... Спрятать найдется где.
Некоторое время ехали молча.
— А вы не нашли золото? — внезапно спросил Трофим.
Пантушка взглянул на отца и встретился с добрым взглядом, который как бы говорил: «Я не осуждаю, сам был мальчишкой, тоже клады искал». Пантушка не смог сказать отцу неправду.
— Нет, не нашли, — нехотя ответил он. — Лопатку забыли взять.
— В том-то и дело, — рассмеялся отец и, вдруг посерьезнев, спросил: — Яшка говорит, вы Авдотью с мужем видели. Правда это?
В голосе отца звучала твердость, и Пантушка почувствовал, что отцу очень важно знать, что произошло у Кривого озера, и скрывать ничего нельзя. Но ведь он обещал Стародубцеву держать все в секрете.
— Чего же ты молчишь?
Пантушка не ответил.
Отец больше ни о чем не расспрашивал.
— Завтра огород вспашем, овощи пора сажать.
В том, что было сказано «вспашем», а не «вспашу», Пантушка увидел признание его помощником отца.
Вечером, едва успели поужинать, заявился Яшка.
Пантушка встретил приятеля недружелюбно, смотрел на него косо, исподлобья.
— Выйдем на улицу, — шепнул Яшка заискивающе.
Вышли за ворота, сели на лавочке.
— Ну, чего тебе?
— Как там?
— Ничего, — небрежно ответил Пантушка. — Покормил комаров. А ты хорош! Почему к Стародубцеву не сходил?
— Мамка не пустила.
— Ма-амка!.. — передразнил Пантушка. — Вот как дам по загривку, будешь знать... Изменник!..
— Ну, дай!.. — вызывающе
— Руки марать не желаю.
— Боишься?
Пантушка незлобиво стукнул Яшку кулаком по голове, а не по загривку, как обещал. Удар был слабый, но Яшка заплакал.
— Иди, жалуйся, — без всякого гнева сказал Пантушка. — Иди!..
Яшка всхлипывал и не думал уходить.
Пантушка смотрел на высокую березу, где с криком устраивались на ночлег грачи. По дороге брела корова, бережно неся полное вымя, бежала худая собака, пугливо озираясь.
Пантушка молчал. Яшка всхлипывал все реже. Потом спросил:
— За что ты?
— За измену. Изменников судят. Сказано тебе было в волость сходить?
— Мамка не пустила.
— Мало ли что!
— А Стародубцев сам приехал, Авдотью в сельсовет таскали.
— А зачем разболтал все?
— Твоего отца испугался. «Зачем, — говорит, — Пантушку в беде бросил?» А тетка Фекла как заорет: «Убили его, утонул он!» Тут не знай чего расскажешь.
— Зря я с тобой связался. — Пантушка сплюнул. — Не умеешь ты язык за зубами держать.
Наконец Яшка перестал всхлипывать, утер глаза и спросил:
— Видел ейного кавалера?
— Не скажу. Военная тайна.
Пантушка остался очень доволен, что к месту ввернул слова «военная тайна», и сразу подобрел.
— Сердишься?
Яшка не ответил.
— Брось сердиться. Давай помиримся.
— Стрельнуть дашь из пистолета?
— Дам.
Руки мальчиков сцепились, и Яшка клятвенным тоном произнес три раза:
— Мирись, мирись, больше не дерись.
Запустив руку в глубокий карман своих драных штанов, Пантушка вдруг с недоумением посмотрел на Яшку и стал выгружать из кармана драгоценности: сломанный ключ, гайку, клубок суровых ниток, ручку от серпа, гвоздь с расплющенным концом. Пистолета не было.
— По-те-рял, — проговорил Пантушка по слогам.
Страшно было ему поверить, что пистолет, из которого он еще так недавно стрелял, потерян. Первые минуты Пантушка был так расстроен, что сидел на месте и хлопал ладонями по коленям, повторяя растерянно:
— Потерял... потерял... потерял...
Он попробовал утешить себя тем, что пистолет лежит где-нибудь дома. Вместе с Яшкой обшарил скамейки, пол под столом, сени, амбар — все места, куда сегодня он ненадолго заглядывал. Пистолета нигде не было.
— Наверно, в телеге.
Но и в телеге пистолета не оказалось.
— Выронил из кармана, когда ехал с поля.
Недолго думая, ребята пошли в поле, разглядывая дорогу.
А на дворе у Бабиных слышался голос Феклы:
— Пантелей! Пан-те-лей! Иди выпей парного молока... Да где ты, Пантелей?..
Утром Пантушка еле поднял голову: страшно хотелось спать, тело ломило, точно после побоев. Обычно его будила мать, а сегодня над ним склонился отец. Умывшийся, с влажными усами и приглаженными волосами, он улыбался сыну и с особенным оттенком участия говорил: