Именем закона. Сборник № 1
Шрифт:
— Шестопалов… — генерал помолчал. — Что ж, это вариант. А второй?
— Второго называть пока не буду. Должен с ним поговорить.
— Тоже… посторонний?
— Да, в МВД он не работает. Но думаю, этот человек меня не подведет.
— Надеюсь, в конце концов о нем доложите?
— Конечно, Иван Калистратович.
К концу рабочего дня Иванов заехал к Прохорову. Следователю он рассказал все, что удалось узнать за вчерашний вечер и сегодняшний день, — от встречи с Шестопаловым до разговора с генералом. Идею выехать в Сочи с двумя хорошо играющими партнерами Прохоров одобрил. Однако о человеке, которого Иванов хотел бы взять с собой третьим, он решил Прохорову пока не говорить. Кандидатура же Шестопалова у Прохорова возражений не вызвала.
Закончив дела с Прохоровым и выйдя из подъезда следственной части, Иванов сел в «Ниву». Подумал вдруг: нет, он все-таки не пришел еще к определенному решению. И не знает, имеет ли право предложить поехать с ним в «Жемчуг» под видом лобовика Ираклию Кутателадзе. Хотя вроде бы со всех сторон Ираклий — идеальный партнер именно для такой поездки.
Тронул машину, развернулся к Садовому кольцу. Вдруг поймал себя на том, что непрерывно повторяет эти два слова — «идеальный партнер», — проезжая светофоры. Хотя лучше всего здесь подойдет другое слово: приманка. Ираклий, выехавший под видом лобовика в «Жемчуг» и затем вернувшийся в Москву, станет идеальной приманкой для Кавказца. Директор мясокомбината. С грузинской фамилией. Любящий муж и отец. Хорошо, только не нужно перегибать палку. Любящий муж и отец — ну и что? Проплыло: они с шефом разработают двойную систему подстраховки. Манану с Дато можно будет временно переправить на другую квартиру. Безопасность будет абсолютной. А Кавказец клюнет. Клюнет, и они его возьмут. Снимут без единого выстрела. С Мананой же и Дато ничего не случится. Он, Иванов, позаботится об этом. Ведь случай-то особый. Совершенно особый. Усмехнулся. Нет. Все-таки он, Иванов, не имеет на это права. Не имеет.
И снова перед светофорами поплыло то, что было раньше. В детстве, в школе, их функции всегда разделялись — с начальных классов. Ираклий никогда не был слабаком, тем не менее всегда считался в школе лишь олицетворением ума, гением математического интеллекта. Но не более. Никто из товарищей не воспринимал его как серьезную «силовую единицу». Борис же, наоборот, хоть никогда не учился плохо, завоевал в глазах школы лишь славу лихого драчуна. Так уж повелось — к Иванову обращались, когда нужно было принять участие в ответственной драке; к Кутателадзе — когда кому-то попадалась немыслимо трудная математическая задача. Ираклия, как нормального подростка, все это, естественно, обижало. Поэтому в шестом классе, когда Борис уже год занимался боксом и имел первый юношеский разряд, Ираклий буквально умолил его взять с собой в секцию. Понимая, что Ираклию это совершенно не нужно, Борис тем не менее не мог отказать другу и взял его с собой на занятие. Тренер, из уважения к лучшему ученику, согласился попробовать новичка. У тренера — это соответствовало и общим рекомендациям — было заведено испытывать новичка обязательным трехминутным пробным боем с одним из участников секции. Если новичок выдерживал, его оставляли, если нет — считалось, ему лучше заняться другим видом спорта. И вот, увидев этот пробный бой, увидев, как избивают его лучшего друга, он, Борис, с трудом дождался окончания злосчастных трех минут. Ираклий с честью выдержал испытание. Но Борис понял: пусть говорят что угодно о пользе бокса, он никогда не простит себе, что привел сюда Ираклия. Гордость школы, умницу, человека особого, он ведь знает, совершенно особого. Тонкого, деликатного, с обостренными чувствами. Поэтому, подойдя после боя к другу, тихо сказал ему: «Ираклий, если ты мне друг, ты сюда больше не придешь. Или мы перестанем дружить».
Сейчас, перед вечерними московскими светофорами, это вспомнилось особенно остро. Да, мудрая судьба знала, что делала. И все же, проехав немного и свернув на Ленинградский проспект, Иванов понял: его снова начинают грызть сомнения. Да, Ираклий особый человек. Но ведь и случай совершенно особый. Именно тот, единственный в жизни, когда можно пойти на это. Если он, Борис Иванов, действительно хочет успеха. Ираклию
Именно с этими мыслями он остановил машину у дома Кутателадзе. Поднялся на третий этаж, позвонил. Но когда увидел Ираклия, а затем Манану и Дато, понял: сказать о своем предложении он просто не сможет. Дальше все было как обычно. Он поцеловался с Ираклием, махнул рукой Дато, выдержал объятия Мананы. После ужина на кухне Манана, как обычно, ушла. Они довольно долго молча пили чай. Наконец Ираклий отставил чашку. Сказал тихо:
— Боря, хватит. Говори, с чем пришел, я же не слепой.
Собственно, этого следовало ожидать. Скрыть что-то от Ираклия, впрочем, как и Ираклию от него, Иванову никогда не удавалось. Помедлив, он рассказал все — от убийства Садовникова до собственного решения поехать под видом лобовика в «Жемчуг». Ираклий долго бесцельно помешивал чай ложечкой. Наконец посмотрел на Иванова:
— Боря, ты ведь не все сказал. Ты забыл объяснить, зачем со всем этим пришел ко мне. При чем тут я? Я правильно понял, Боря?
— Правильно. — При ответе Иванову пришлось отвести глаза. — Понимаешь, Ираклий, мне пришла в голову дурацкая, идиотская мысль. Мне показалось, будет неплохо, если со мной в «Жемчуг» поедешь ты. Под видом лобовика. Но теперь я понимаю — мысль была глупой. Поэтому все отменяется.
— Собственно, почему отменяется?
— По очень простой причине. После поездки в «Жемчуг» ты станешь приманкой. Но не только ты. Приманкой станут еще Манана и Дато.
Ираклий подошел к окну. Сказал не оборачиваясь:
— Ну, во-первых, мы всегда являемся приманкой. Таков философский закон жизни. Потом — Манану и Дато можно на время куда-то отправить. Пока вы не арестуете… этого. Вы как-то его называете?
— Называем. Кавказец.
— Кавказец. Любопытное название. У него осталась семья? У Садовникова?
— Осталась. Жена и двое детей.
— Жена и двое детей… — Вернувшись, Ираклий сел за стол. Посмотрел на Иванова. — Боря, а ведь знаешь — я с тобой поеду.
— Нет, Ираклий. Ты со мной не поедешь.
— Не поеду? — Ираклий смотрел в упор. Но Иванов выдержал этот взгляд.
— Не поедешь. Но помоги мне в другом.
— В чем?
— Видишь ли… Может, человек, который мог бы поехать со мной в «Жемчуг», найдется среди твоих друзей?
— Среди моих друзей?
— Да. Шансов мало… Но, может, такой человек найдется?
— А какой именно тебе нужен человек?
— Какой… — Иванов помолчал. — Ну, скажем так — обладающий примерно такими качествами, как ты. Примерно.
— Но какими качествами обладаю я? Объясни.
Иванов посмотрел на Ираклия. Усмехнулся:
— Первое и самое главное — тебе можно доверять. Понимаешь?
— Понимаю. Второе?
— Второе — он должен, как и ты, занимать солидный пост. Ну и… хорошо играть в карты.
— Что… и все?
— И все.
Ираклий снова подошел к окну. Хмыкнул:
— Не так это просто. Найти такого друга.
— Естественно, не просто. Но если вдруг у тебя что-то возникнет — дай знать. Хорошо?
— Если что-то возникнет — тут же позвоню.
Как и ожидал Иванов, идея с «другом» кончилась неудачей. Через три дня Ираклий признался: подобрать подходящую кандидатуру он так и не смог.