Именины каменного сердца
Шрифт:
Юлька опоздала минут на двадцать. Павел уже начал было надеяться, что она и вовсе не придет, когда ее фигура показалась в дверях.
– Привет! – Она помахала ему рукой и быстро зашагала к столику. – Извини, в городе такие пробки, да еще таксист идиот попался, завез совсем не туда…
Павел даже сам удивился, что при виде бывшей любимой женщины остался совершенно спокоен. Будто и не было тех лет, что провели они вместе, общих планов, надежд, тоски по ней, отравившей ему последние месяцы.
– Ну, как ты? Как дела? Новую работу нашел? Выглядишь хорошо, – тарахтела по своей привычке Юлька.
– Да,
– Ты какой-то новый стал. Совсем другой. Я тебя когда по телевизору увидела – даже не сразу узнала!
Ага, понятно. Сначала ушла, потом молчала больше трех месяцев, а теперь объявилась! Думать такое о Юльке было неприятно, но Павел неожиданно для себя увидел особый, влажный блеск в ее глазах – совсем как в тот день, когда под окном сигналил черный джип. Видать, с его владельцем отношения не сложились, и теперь ей срочно требуется надежное мужское плечо.
Павел сглотнул неизвестно откуда взявшийся тяжелый и горький комок в горле, но вслух сказал только:
– Может быть. Люди меняются.
Но Юлька все не унималась:
– Я много думала о нас.
– В самом деле? – вежливо ответил Павел.
Развернув меню, он сосредоточенно решал трудную задачу: что лучше выбрать – жареные морские гребешки или медальоны из телятины? А может, просто взять суши с лососем? Хотя нет, суши надо заказывать только в известных, проверенных местах, а здесь могут бог знает что подсунуть!
– Паша… Ты не слушаешь меня!
– Нет, нет, Юль, очень внимательно слушаю! Ты что будешь? Ризотто или куриное филе в клюквенном соусе?
– Мне все равно.
Юлька нервно закурила. Павел видел, как дрожит ее рука с длинной тонкой сигаретой, как бьется на шее тонкая голубая жилка. Все-таки много она курит, слишком много! В офисе курить запрещено, чтобы зловредный табачный дым не портил стерильно-кондиционированную атмосферу, и сотрудников нещадно штрафуют за нарушение правил. Тем бедолагам, у кого не хватает силы воли отказаться от пагубной привычки, приходится в обеденный перерыв выходить из здания, почти бегом покидать огороженную территорию, чтобы затянуться своей «раковой палочкой». Понятно, что поесть толком никто потом не успевает, и ходят до вечера с голодными, серыми лицами.
– Ну хорошо. Молодой человек! – Павел подозвал официанта. – Пожалуйста, медальоны из телятины, а для девушки – куриное филе. Ты за рулем, Юль? Нет? Белое вино будешь? Тогда – «Оппенхаймер Шлосс» девяносто второго года! Гулять так гулять.
Официант отошел, и за столом вновь воцарилось неловкое молчание. Юлька все медлила начать разговор, а Павел смотрел на нее новым, все подмечающим, внимательным и безжалостным взглядом – как на чужую.
И то, что он видел, ему совсем не нравилось.
Перед ним сидела уже не сказочная принцесса, явившаяся в провинциальный городок из далекой Москвы, до которой ему было как до Луны, даже не жена, а просто женщина не первой молодости, которая почему-то никак не выберет времени всерьез заняться собой. Только сейчас он заметил морщинки у глаз, начинающую увядать кожу, увидел, что ее волосы плохо покрашены и седина мелькает кое-где среди темных, чуть вьющихся прядей. К тому же и одета неправильно, почти нелепо:
– Ты хотела поговорить? Я слушаю.
– Может, давай попробуем начать все сначала?
Павел молчал, задумчиво вертя в руках зажигалку. Правду сказать – не знал, что ей ответить. Вроде бы вот оно, все, о чем он когда-то мечтал! И дорогой ресторан с тихой музыкой и изысканным интерьером, вежливые официанты приносят блюда с витиеватыми названиями, и не надо больше нервно хвататься за бумажник, прикидывая, хватит ли денег, чтобы рассчитаться?
Но главное – Юлька сидит напротив, нервно облизывает губы и смотрит просящим взглядом. Только руку протяни – и она твоя. Еще и благодарна будет, если он простит ее и позволит вернуться!
Разве не представлял он себе в деталях их встречу, не прокручивал многократно, как кино перед внутренним взором? А теперь, когда все сбылось именно так, как он и мечтал, Павел не испытывал ни-че-го – ни малейшей радости, ни удовлетворения, ни даже злорадства… И думал только о том, что уже одиннадцать и девчонкам звонить поздновато. Пропал вечер!
– Ну, что скажешь? Мирись-мирись-мирись и больше не дерись?
Юлька смешно сморщила нос и протянула вперед руку, согнув мизинец. Когда-то они и вправду так мирились – сцепляли пальцы и трясли, пока оба не начинали смеяться и повод для ссоры не начинал казаться для них мелким и незначительным.
Но сейчас этот детский ритуал казался ему вовсе не милым, как раньше, а, напротив, глупым и раздражающим. Он смотрел на Юльку с тоской. Ну как ей объяснить, что, когда взрослая женщина вдруг начинает вести себя как шаловливое дитя, это выглядит вовсе не трогательно, а, наоборот, нелепо?
И что будет дальше? Опять ее капризы, истерики, поздние возвращения домой со словами «извини-опять-на-работе-задержали», посиделки в богемных компаниях… Все-таки они разные люди, слишком разные, и скоропалительный брак был нелепой ошибкой! Только сейчас он понял это. Многовато времени понадобилось, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Павел подумал о своей квартире, где все так удобно, продуманно, нет никаких лишних вещей… Про себя он называл новое обиталище «своим просторным холостяцким флэтом» [5] . При одной мысли, что там появится Юлька, с ее безалаберностью и вечной привычкой все разбрасывать, ему стало не по себе.
Очень захотелось ему сейчас оказаться там, остаться одному, включить хорошую музыку, может быть, немного почитать перед сном. А еще лучше – поработать, еще раз посмотреть пленумы Верховного суда для дела о… Интереснейший прецедент есть! Но ведь нельзя просто так встать и уйти. Воспитание, будь оно неладно, не позволяет.
5
Из песни А. Вертинского «Как хорошо проснуться одному, в своем просторном холостяцком флэте…».