Иметь и хранить

Джонстон Мэри

— Первый раз в жизни вижу такого красавца! — воскликнул губернатор.

Стоявший рядом мастер Пори шумно втянул в себя воздух, потом так же шумно выдохнул.

— О да, лицо у него красивое, — согласился он, — однако о делах его этого не скажешь. Этот джентльмен — лорд Карнэл, последний фаворит короля.

Глава VIII

В которой на сцене появляется лорд Карнэл

Кто-то тронул меня за плечо, я обернулся я увидел рядом с собою мистрис Перси. Щеки ее побелели, глаза сверкали,

все тело было напряжено. Я глядел на нее в изумлении, ибо сомнений быть не могло: причиной столь разительной перемены был бешеный гнев. Ее рука соскользнула с моего плеча и сжала локоть.

— Помните: я ваша жена, сэр, — произнесла она тихим, полным ярости голосом, — ваша добрая и любящая жена. Вы говорили, что ваша шпага всегда к моим услугам, пусть же сегодня мне послужит ваш ум!

У меня не было времени на расспросы, ибо человек, о чьем высоком положении осведомил нас мастер Пори и который, как мы все слыхали, мог в скором времени занять место самого Бэкингема[52], уже подошел совсем близко. Губернатор с непокрытой головой, держа в руке свой шлем, сделал шаг ему навстречу, приезжий лорд сорвал с головы испанскую шляпу; и тот и другой низко поклонились.

— Я говорю с его честью губернатором Виргинии, не так ли? — спросил гость. Слова эти он произнес с высокомерной небрежностью, а шляпу, едва сняв, тут же надел опять.

— Да, я Джордж Ирдли[53], к услугам милорда Карнэла, — ответил губернатор.

Фаворит поднял брови.

— Похоже, мне нет надобности представляться, — сказал он. — Вы уже уяснили себе, что я вовсе не дьявол собственной персоной, во всяком случае, не испанский Вельзевул. Гром и молния! Сдается мне, что ястреб над птичьим двором, и тот не произвел бы большего переполоха, чем мой маленький жалкий кораблик с его безобидными пушчонками! Неужто вы всегда так осторожничаете, едва завидев незнакомый парус?

Губернатор покраснел.

— Мы не в Англии, милорд, — ответил он сухо. — Здесь мы, англичане, малочисленны, слабы и окружены множеством опасностей. Нам приходится быть бдительными — ведь до нас легко может дотянуться Испания, которая держит в страхе всю Европу и считает здешний край своей вотчиной. А храбрость свою нам доказывать не надо — ее доказывает уже одно то, что мы поселились на этой земле.

— О, в вашей храбрости я не сомневаюсь, — пренебрежительно обронил наш визитер. — Думаю, что она под стать вашим доспехам.

При этом он бросил взгляд на помятую каску и ржавую кирасу мастера Джереми Спэрроу.

— Что правда, то правда: доспехи наши и впрямь устарели, — заметил тот. — Они стали нынче почти так же немодны, как вежливость в гостях и уважение к людям достойным со стороны придворных шаркунов, возвысившихся благодаря смазливому лицу.

От такой дерзости все испуганно притихли. Фаворит рассмеялся.

— Будь я проклят! — вскричал он. — Что ж, мой любезный великан, теперь я вижу, что храбрости у вас и правда через край и что вы не страшитесь ни испанцев, ни дыбы, ни галер, ни чего бы то ни было вообще!

Его развязная речь, наглый взгляд, презрительная усмешка, высокомерное афиширование своего положения при короле — положения, которого ему следовало бы стыдиться, словно позорного клейма, — наконец, его красота

и пышность его наряда — словом, все в этом человеке было мне противно. Сам не зная почему, я уже тогда его ненавидел — ненавидел так же сильно, как и позднее, когда у меня появились для этого причины.

Вынув из-за пазухи запечатанный пакет, он протянул его губернатору и все тем же полувраждебным-полунасмешливым тоном объявил:

— Это вам от короля, сэр. Можете прочесть на досуге. Он желает, чтобы вы оказали мне содействие в поисках, ради которых я прибыл в эти места.

Губернатор взял пакет с глубоким почтением.

— Желание короля для нас закон, — сказал он. — Мы сделаем все, что в наших силах, сэр; однако если вы ищете здесь золото...

Фаворит опять засмеялся:

— Я прибыл сюда за тем, что много дороже золота, сэр губернатор, за тем, что для меня ценнее всех сокровищ Индии и Эльдорадо, словом, за тем, чего я хочу. У меня железная воля, сэр. Если я что-либо решил, то непременно исполню, а когда мне чего-нибудь захочется, я добуду это любой ценой! Предупреждаю: я не из тех, кому можно безнаказанно мешать или перечить.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, — недоуменно, но учтиво ответил губернатор. — Уверяю вас, здесь никому не придет в голову чинить препятствия осуществлению честных замыслов вельможи, столь взысканного милостью короля. Надеюсь, что на время вашего пребывания в Виргинии вы окажете мне честь, поселившись в моем доме... Но что с вами, милорд?

Лицо лорда Карнэла вдруг побагровело, черные глаза загорелись, усы начали подергиваться. Белые зубы щелкнули, оборвав на полуслове начатое ругательство. Честный сэр Джордж и его окружение взирали на странного гостя с удивлением, к которому примешивалась опаска. Что до меня, то я сразу понял, отчего он выругался и отчего на его красивом лице явилось выражение неистового торжества. Секундой раньше мастер Джереми

Спэрроу слегка посторонился, и взорам присутствующих предстало то, что до сих пор оставалось скрыто за его широкой спиной, — мистрис Джослин Перси.

Мгновение — и фаворит уже стоял перед нею и, сняв шляпу, кланялся до земли.

— Мои поиски окончены, едва начавшись! — воскликнул он с ликованием. — Я нашел свое Эльдорадо раньше, чем рассчитывал. Но отчего вы так меня встречаете, леди? Разве вы мне не рады?

Моя жена отпустила мою руку и сделала ему низкий реверанс, потом с вызовом выпрямилась, надменная, негодующая. Глаза ее были точно две рассерженные звезды, щеки горели пунцовым румянцем, на устах играла улыбка, исполненная презрения.

— Я не могу встретить вас так, как вы того заслуживаете, милорд, ведь я безоружна, — сказала она звонким голосом. — Эльдорадо, милорд, находится далеко на юге. Эта земля вам вовсе не по пути, и вы здесь только зря потеряете время. Милорд, позвольте мне представить вам моего мужа, капитана Рэйфа Перси. Думаю, вы знакомы с его кузеном, графом Нортумберлендом.

При этих словах с лица королевского фаворита вмиг сбежала вся краска; он отшатнулся, словно незримая рука ударила его по щеке. Затем, овладев собою, он поклонился мне, а я — ему, после чего мы посмотрели друг другу в глаза и каждый увидел брошенную ему перчатку.