Иметь и не потерять

Трутнев Лев

Покачиваясь и шумно отдуваясь, корова вышла за ограду, заметив редкое стадо, протяжно замычала.

– Иди, иди, застоялась за зиму. – Дарья увидела у соседних ворот Аксинью и пошла к ней.

– Проводила свою? – спросила она подружку.

– Проводила, как дочку родную.

Они глядели вслед уходящему стаду.

– Совсем мало коров осталось.

– Мало, – согласилась Аксинья. – Держать теперь трудно – с кормами одна погибель. Попробуй пособирай травушку на клочках.

– Да, заворачивают с покосами так, что скоро последнюю скотину сбывать придется. А мыслимое ли дело – жить в деревне и молоко в магазине

покупать?!

– Слушай! – Аксинья вдруг оживилась. В глазах у нее блеснули искорки любопытства. – Правда или болтают, что Лиза Демина детей не хочет? Пашка будто бы желает, а она нет.

– Может, и правда, а может, и болтают, – не определилась с ответом Дарья. – Только не верится мне, чтобы баба детей не хотела. Ей это от природы, от самого Господа, дано. Скорее, не может рожать – вот и фордыбачит. Она же, сказывают, года три в городе жила, а потом вернулась в свою Еремеевку. Чем она занималась в городе – неизвестно. У меня вон свой такой же: махнул в город, нашел кралю и захомутался – жену с малым детем бросил. Я, как увидела ее в первый раз, сразу подумала, что быть бычку на веревочке. То ей не надо, другое не хочу – вся из себя. Выбрала я момент, когда Галька вышла из избы, и Мите прямо в глаза: променял, мол, кукушку на ястреба, ребенка своего бросил. Он отвернулся и пошел в горницу, ничего не сказав.

– Ну, Митя-то живет! Легковушка своя, квартира. – Аксинья заправила волосы под платок быстрым движением руки.

– В легковушке, что ли, счастье? – Дарья отмахнулась. – Я-то вижу, как она его обихаживает, лиса – лисой. Митя и тает, как масло на сковородке.

– Не любишь ты ее просто, вот и все.

– А за что ее любить? Разве хороший человек разобьет семью?

Аксинья шумно вздохнула.

– Дети есть дети. Пусть лучше такие, чем никаких.

Дарья, ничего не ответив на это утверждение, заторопилась:.

– Ой! Чего это я лясы точу – теленок еще не напоен, изревелся теперь.

И, махнув друг другу руками, они разошлись в таких же обоюдных симпатиях, как и встретились.

* * *

Напоив бычка, Дарья выгнала его на лужайку, а сама присела в тень огородного плетня, постелив на низкую еще траву поношенный Митин плащ.

Прогретая земля источала тепло и запах прели в накладку на тонкий аромат цветущих ивняков у недалекого леса.

«Подходит земля, подходит, – по-крестьянски расценила Дарья и тепло чернозема, и весенние запахи, – семян ждет, а пересохнет, не то будет… – Она как бы прислушивалась к нудной боли в затылке и покачивала головой. – Это я вчера перетрудилась в подполе, когда картошку перебирала, надо бы Володю подождать, написал ведь, что приедет помочь с посадкой. Да разве усидишь, когда такая благодать. – Дарья поглядела, как бычок взбрыкивает, натягивая привязь, и почему-то сравнила его с младшим сыном. – Доверчивый он, тяжело ему будет в городе. Народ там всякий. Будет мыкаться, как этот телок, в разные стороны и без нужного догляда. В деревне-то всегда известно, кто на что горазд, поостеречься можно, а там с лету не больно разберешься…» Дарье показалось, что у дома прогудела машина. Она поднялась, превозмогая боль в пояснице, взглянула поверх плетня и увидела Володьку, идущего к крыльцу.

– Сынок, – слабым голосом позвала Дарья, и Володька увидел мать, заторопился к огороду, придерживая объемистую сумку на ремне. – Приехал, – обнимая сына,

радовалась она. – Не обманул. А я только сейчас про тебя думала. Письмо-то получила еще на прошлой неделе и с тех пор все в окно поглядываю. А вчера не выдержала, выбрала семенную картошку.

Володька поцеловал мать в щеку и выпрямился.

– Что, кроме тебя, некому перебрать? Нюра могла бы помочь.

– У нее, сынок, своя забота: с хозяйством и ребятишками замоталась, не до помощи. – Дарья подняла с земли плащ, оглянулась на теленка. – Загнать, что ли?

– Пусь ходит, ничего с ним не случится.

– Как ты там, сынок? – не удержалась от тревожного вопроса Дарья.

– Да нормально, – понял озабоченность матери Володька, – работа нетяжелая и непыльная, только вставать рано приходится и поздно ложиться.

Они поднялись на крыльцо, прошли в избу.

– Опять пешком от района? – не то с укором, не то с легкой тревогой спросила Дарья.

– На попутке. Начальник пока машину не дает. – Володька поставил сумку на скамью, у стола, как-то торопясь, достал из нее большой апельсин – Лена его угостила, и протянул матери: – На вот тебе, мам, гостинец.

У Дарьи дрогнула душа в отраде.

– Спасибо, сынок. – Она отвернулась, чтобы не выдать повлажневших глаз. – Сам бы и съел, чего уж вести такую редкость в деревню.

– Чтобы я ел гостинец. – Володька все же уловил волнение в голосе матери и добавил: – Тут вот в сумке еще продукты разные: колбаса, огурцы свежие, сыр…

– Откуда такая роскошь в столь голодное время? – Дарья заторопилась к посудному шкафу. – В городе, говорят, шаром покати в магазинах.

– А я не в магазинах, а на складе для начальства брал вместе с шефом.

– По-блату, значит, – с неодобрением в голосе произнесла Дарья.

Володька знал ее негативный настрой на такой расклад и постарался перевести разговор в иное русло:

– Огород, я видел, просох, – схитрил он. – Пора и картошку сажать…

Дарья поняла его и больше не стала говорить о городе.

– Тебя ждем. Я уже и с Иваном договорилась – плуг обещал и лошадь. Митя-то не приедет? Я его что-то во сне плохо видела.

Володька заколебался, раздумывая: сказать или нет про братову беду, – и решил, что от матери не стоит умалчивать такое, и тихо произнес:

– Митя, мам, в больнице. С воспалением легких лежит. Больше недели уже.

Дарья замерла у шкафа, руки у нее медленно опустились.

– Чего это он заболел и когда?

– На рыбалку ездил в конце месяца и попал в снегопад и холод, а тут рыбнадзор – пришлось прятаться. Вот и вымок весь.

– Ах ты, паразит такой! – Дарья присела на лавку. – Далась ему эта рыбалка! Себя не жалеет, так хоть бы мать пожалел. – Она высморкалась в фартук. – И когда только за ум возьмется, не парнишка уже! Загубит здоровье, что тогда?

– Да ты, мам, не расстраивайся. Он уже поправляется, ходит, еще дней десять побудет – и выпишут.

– И не сообщат ничего.

– Так вначале думали – обычная простуда, – схитрил Володька.

– А ты когда у него был? – Дарья успокоилась, поднялась с лавки.

– Позавчера.

– Галина хоть передачи носит?

– Носит. – Володька нахмурился. – Но он не принимает – поскандалили они что-то сильно.

– Им тешиться да скандалить, а мне все горечь на сердце. Не корова бы с теленком съездила бы в город, помирила их палкой.