Иметь королеву
Шрифт:
«Почему же — глупо? — спохватился Дима. — Заложников я освободил, пятерых гадов положил, значит, все было не напрасно». Мысль о том, что две сотни людей сейчас на свободе, была приятна. Он через силу улыбнулся. За это и по темечку получить не жалко.
Металлическая дверь склада загремела. На пороге появились двое вооруженных молодцов.
— Выходи, — сказал гренадер в заломленном набекрень берете. — Приехали.
Стало жутко. Неужели конец? Выведут наружу, и так же, как остальных, лениво, с зевками, прикончат рядом с какой-нибудь
Подталкиваемый прикладом, Дима побрел по узкой лестнице наверх. Вышел на бетонное крыльцо и слабо удивился — снова утро, только какого дня? Оглянулся, увидел сахарную вершину Калчевской и тут же ощутил сильную жажду.
— Дайте хоть воды попить перед… этим.
Гренадер молча пристегнул его к своему запястью браслетом и потащил за собой.
После того как он закончил учебку, Диму сразу увезли на «четверку», и в части ему довелось побывать за полгода службы на пункте всего раз — на майские праздники. После тайги «тридцатка» показалась ему большим шумным городом. Гуляли по бетонке офицеры с разодетыми женами, трепетали по ветру флаги, из «колокольчиков» на Дворце культуры гремела музыка. А когда вечером на стадионе грянул салют — пусть из ручных ракетниц, жиденький и одноцветный, — городишко и вовсе показался таежнику почти столицей.
Теперь «тридцатка» производила впечатление угнетающее. Мусор на дорожках, когда-то тщательно вылизываемых дневальными, тишина, которую только подчеркивал далекий рокот вертолета, и — безлюдье. Создавалось впечатление, что здесь внезапно поселилась страшная неизлечимая болезнь, и все жители, в панике бросив дома, скрылись в тайге. Диму провели мимо деревянного здания гостиницы. Из выбитого окна на первом этаже свисала тюлевая штора — как белый флаг сдающихся на милость завоевателям жильцов. На изогнутый фонарь перед входом кто-то напялил стоптанный солдатский сапог.
Его вели через всю территорию части куда-то в сторону КПП, и Дима стал понимать, что расстреливать его пока не собираются, за смертью далеко водить бы не стали. Они прошли мимо здания телецентра и дорогой, по обеим сторонам которой уже уронил цветы шиповник, направились в Калчи. Оба сопровождающих молчали, и Дима попытался хотя бы разузнать, куда его ведут и зачем.
— Мужики, вы откуда призывались? — спросил он наугад у того, кто шел впереди, — темноглазого, с редкими усиками парня. Тот коротко обернулся, но ничего не сказал.
— А я с Урала, — сказал Дима. — Из Чернявинска. Ничего себе город. Только все говорят, что радиация там повышенная. Врут. Я сам с дозиметром по городу ходил все нормально. Ну чего молчите-то? За разговор денег не беру.
Усатый обернулся:
— Нам-то какая разница, откуда ты? Идешь себе и иди, сопи в две дырочки.
— Ну, просто… Ведь не чужие. Я же не военные секреты у вас расспрашиваю.
— С Алтая, — пробурчал усатый. — От тебя далеко.
— А я был там, — сказал Дима, приободрившись, —
— Чилим с босыми ногами не собирают, — сказал усатый и, поотстав, пошел рядом, — надо в резиновых сапогах в воду заходить. У него ж рога вот такие.
— А я его никогда не видел. У нас на Урале орехи не растут. Мы больше по грибы да по ягоды ходим. Рыбачим еще — у нас озер много.
— Эх, помню, я тайменя вытащил, — мечтательно сказал усатый, — вот такого. Точно, — он потряс автоматом, — килограмм на пять. Выудил его, а он весь голубой, прям светится. Здешняя красная рыбешка по сравнению с нашей — чихня. Вот вернусь…
— Если вернешься, — угрюмо перебил его гренадер, — коли так и дальше пойдет, то мы рыбу не ловить, а кормить ее своими потрохами будем. Как те.
— Да-а, — протянул усатый. — Это они зря. Ну, убежали — и черт с ними. Зачем топить-то было?
— Это Конопатый со своим взводом, — сообщил гренадер. — Они на особом положении. Им за каждого убитого деньги дают, вот они и стараются, жопу рвут. Отмороженные. Конопатый-то, говорят, в армии от следствия скрывается. Висит за ним что-то на гражданке.
— Мужики, вы про что? — спросил Дима, не понимая.
Гренадер с сомнением посмотрел на него.
— Кучу гражданских они положили, — сказал он нехотя. — Они из ДК сбежали — то ли сами охрану перебили, то ли помог кто. Вместо того чтобы по Калчам рассосаться, к Камчатке дернули — хотели, наверное, на тот берег переплыть. А тут вертушки. Окружили и давай поливать. Там, говорят, вода красная от крови была. Эй, ты чего?!
Гренадер едва не упал. Скованный с Димой наручниками, он обеими руками пытался поднять Диму с земли, а тот кричал во весь голос и с остервенением колотил кулаком по пыльной дороге. Потом затих и остался лежать, уткнувшись лицом в землю.
— Что это с ним? — недоуменно спросил гренадер, сидя на корточках. — Родня там была, что ли?
— Не врубаешься? — сказал усатый. — Его где нашли? В ДК. Это он их и выпустил.
— Зря ты это сделал, парень, — сказал гренадер и сочувствующе похлопал Диму по плечу. — Хотел как лучше, а получилось…
Дима с трудом поднялся на ноги. Усатый протянул фляжку:
— На, попей. Легче станет.
— Их бы все равно расстреляли, — сказал Дима, проливая воду на грязный подбородок. — Их выводили по одному и при мне… фотографировали еще, гады.
— Всех, не всех — неизвестно, — рассудительно сказал усатый. — Может, кто и выжил бы.
— Да не лезь ты, — остановил его гренадер. — Парня и так колотит.
— Что делать будем? — озабоченно сказал усатый. — Может, отпустим? С него же заживо шкуру спустят на ремешки.
— Хочешь, чтобы с нас спустили? — спросил гренадер. — Этот может.
— Ведите, — сказал Дима, — какая теперь разница.
От шиповника доносился тонкий нежный аромат.