Имею право сходить налево
Шрифт:
Кирьян посмотрел мимо Сказкина на свое отражение в стекле шкафа с книгами.
– Палач болеет.
– Что, на пробку от бутылки наступил?
– Если честно, он на шмаль присел, жестко.
– Бестолочь. А Марина?
Кирьян посмотрел в окно.
– Она экскурсии по музею водит.
– Вот сука. И эта туда же.
– Нет, она правда водит. Устроилась экскурсоводом в музей Пушкина. Это она для удовольствия.
Сказкин бросил на стол ножницы.
– А Палач для огорчения, что ли? Вот же мерзота… То есть Марину найти проще? Ищи ее. – Подумав, Сказкин сказал, словно испустил дух: – А были времена, да, Кирюша? –
В квартире на Сосновой горел только ночник. Вся комната была затянута дымом, но не с улицы. На стоящем посреди гостиной столе сидел мужчина лет сорока, жмурился и курил папиросу. Учитывая приличную обстановку вокруг, выглядел он странно: шлепанцы на босу ногу, дорогой костюм, воротник белой рубашки торчал вверх, как крылья подстреленной чайки. Меж ступней ног его лежал целлофановый пакет с травой, и содержимое этого пакета находилось не только в папиросе, но и на полу, пиджаке мужчины, и на столе. Время от времени он закрывал глаза и приглаживал взъерошенные волосы. Так продолжалось вот уже сорок минут.
Клацнул замок, раздался грохот закрываемой двери. Открылась дверь в гостиную, и на пороге появилась женщина лет тридцати. В строгом деловом костюме и туфлях на высоких каблуках, она лишь добавила своим появлением контраста в общую картину. Мужчина между тем, щурясь от вспыхнувшей под потолком люстры, опустил папиросу и без удивления пробормотал:
– Какая встреча. Как ты меня нашла?
– Это моя квартира.
Мужчина подумал.
– А что я здесь делаю?
Женщина прошла ему за спину, откинула в стороны шторы и настежь распахнула окно.
– Это длинная история, – бросив сумочку в кресло, она подошла к мужчине и положила ему руки на колени. – Для нас есть срочная работа. Оплата двойная.
– Прости, – сказал мужчина, затягиваясь. – Не работаю в паре, это принцип.
Женщина вырвала папиросу из его рук, отдернула штору и швырнула окурок в окно.
– Мы всегда работали в паре!
– На самом деле?.. – снова подумал. – Ради чего этот коварный ход?
– Ты одурел уже от дури!
– Она поэтому так и называется.
– Иди в душ! – раздраженно прикрикнула женщина. – И верни ключ от квартиры, который я тебе два часа назад дала!
– Зачем так нервничать? – расстегивая брюки, пробормотал он.
– Я нервничаю, потому что, как только я даю тебе ключ, ты его сразу теряешь! Тебе пять минут, чтобы изобразить из себя нормального человека! Через час мы должны быть у Сказкина.
– У тебя нет лишней пары носков? Я свои прожег нечаянно.
– Колготки подойдут?
– Нет так нет. Зачем нервничать?
– Я нервничаю, потому что ты накурился, скотина! И никто не знает, чего от тебя ждать в таком состоянии!
– Я иду в душ. Зачем так нервничать?
Роман Романович рассматривал фотографии внука. Розовощекий малыш, открыв рот, смотрит прямо в камеру. Так забавно… Вот он же, постарше – в парке, с шариком в руке. Роман Романович – рядом, улыбается. А вот – неделю назад. На велосипеде, в Греции. Вздохнув,
Со старшей дочерью все ладно. Вышла замуж за дипломата, умная, образованная женщина, три языка знает. Что случилось с Альбиной, младшей? Когда, в какой момент? От кого ей передались беспросветная глупость и нежелание подниматься по ступеням лестницы, которую она даже не сама соорудила, а которую перед ней поставили? Ей через месяц женой почти султана быть, а она трахается с каким-то балбесом безымянным в гостиничном номере ценою в две с половиной тысячи рублей в сутки…
Сказкин до сих пор не снял ни пиджак, ни галстук. Проблемы покрупнее дочери волновали и тревожили. Сегодня четверо виновников должны забраться в квартиру нового хозяина картин Уорхола и взять оттуда одиннадцать миллионов долларов. В смысле, картины. Покупатель уже есть. А придуркам вынести товар из квартиры ничего не стоит. Сказкин вместе с чертежом вложил в папку инструкции, все ясно и понятно, главное, чтобы они не прокололись на мелочах. Привезли бы картины, а здесь их встретят…
Итак, киллер уберет придурков. Палач с Мариной уберут киллера. Ну, и останется только Кирьяну убрать Палача и Марину. От Палача толку все равно чуть-чуть осталось, а Марина слишком много знает. А там пусть менты ищут. Или как их теперь будут звать – копы?
Сказкин хмыкнул. Копы… Они блоху на собственной заднице поймать не могут, а туда же – полицейские…
Так, за размышлениями, минули два часа. Время действительно летело незаметно. Репетиция в детском саду должна была начаться через час, так что префект успевал. Он вскинул голову, когда вошел Кирьян.
– Роман Романович, Палач с Мариной приехали.
– Зови.
«Так, – подумал Сказкин, одергивая пиджак, – первым делом дать взбучку Палачу. Зарвался, мерзавец!.. – он посмотрел под стол, на свои ноги. – Ладно, все равно вставать не буду…»
Дверь распахнулась, Сказкин занял позу вдумчивого, сурового хозяина, но справедливого.
Едва войдя, мужчина, шагавший первым, выхватил из-за пазухи пистолет и, выбросив руку в сторону Сказкина, нажимал на спуск до тех пор, пока затвор не остался в крайнем заднем положении. Кончились патроны.
Тишина повисла в кабинете, и было только слышно, как на пол опускается из отверстий в стене известковая осыпь.
Ни жива ни мертва, Марина посмотрела на отверстия за спиной Сказкина. Все до единого они вписывались в тень стоящего перед Романом Романовичем напарника. В доме Сказкина по приказу хозяина постоянно поддерживалась прохлада. Несколько кондиционеров постоянно поддерживали температуру около шестнадцати градусов. А все дело в том, что Роман Романович любил сидеть за столом при открытой в кабинет двери и смотреть, как в гостиной играет языками пламени камин. Так думалось легче, утихали вспышки гнева, и вообще, приятно, когда ты сидишь в прохладном кабинете, а в семи метрах от тебя горит костерок… и тепло идет по-над полом, и подогревается душа… И этот костерок отбрасывал кривые тени любого, кто входил в кабинет Сказкина, ему за спину. Это был еще один трюк. Всякий вошедший видел себя за спиной хозяина – сильного, властного – несуразным, ломаным, ничем. Но не было еще ни разу, чтобы кто-то пытался эту тень убить.