Иммануил Великовский
Шрифт:
— Доктор Великовский, если я не ошибаюсь?
— Вы не ошиблись.
— Да, я узнал вас. Я видел вас в Филадельфии, на заседании Философского общества.
Да. Простите, я не представился. Профессор Глен Джепсен.
В течение нескольких месяцев профессор палеонтологии был единственным сотрудником геологического факультета, с кем Великовский изредка общался в библиотеке.
А дома, на сей раз неспеша, писалась еще одна книга. Просто так. На всякий случай. Пока не для публикации. В стол. «Звездочеты и гробокопатели», — так, шутя, озаглавила ее когда-то Элишева.
Когда-то Великовскому рассказали о враче, который всегда был корректен и любезен со своими самыми невыносимыми
Великовский не бросал пресс-папье, прочитав абсурдную критику враждебных ученых или опусы безграмотных журналистов, ради доллара создающих свою низкопробную продукцию.
Он писал «Звездочеты и гробокопатели».
Все книги Великовского, уже написанные и те, которые еще предстояло написать, отличаются тем, что каждая глава, раздел и даже подглавы четко и интересно озаглавлены. Тем более, это относится к книге, которую без натяжек можно причислить к беллетристике. Это история создания и публикации «Миров в столкновениях» и реакция на эту книгу. Но три части «Звездочетов и гробокопателей» названы «файлами», что подчеркивает ее документальность.{Наиболее близкий перевод на русский язык: подшивка бумаг, подшивка к делу, скоросшиватель} Осенью 1952 года в «Протоколах Американского философского общества» появилась статья Пайн-Гапошкин, обвиняющая Великовского в том, что он извращает цитируемую им литературу. Как доказательство она привела пять примеров. Последний вообще не имел отношения к «Мирам в столкновениях». Но так же, как и четыре предыдущих, так же, как многие тысячи цитат, Великовский и эти привел абсолютно точно. Зато Гапошкин ловко заменила части фраз многоточиями, чтобы создать у читателя впечатление, будто автор «Миров в столкновениях» поддерживает свою теорию ссылками на несуществующие данные. Это были ложь и фальсификация.
Великовский послал в «Протоколы» статью, в корректной академической манере сравнивающей цитаты из книги с их извращением в статье Гапошкин.
Через некоторое время он получил ответ, что редакционная коллегия решила не публиковать его статью. Редакционная коллегия «Протоколов Американского философского общества» стала сообщником фальсификатора и лжеца.
Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Возмущение Великовского легко понять: он не только не нуждался «в извращении цитат» для доказательства своей теории, но даже цитировал работы, противоречащие ей.
По этому поводу профессор Этьен Дриотон, генеральный директор всех египетских древностей, в том числе Каирского музея, 29 мая 1952 года написал Великовскому:
«…книгу („Века в хаосе“)… которую получил сегодня утром, я уже почти полностью прочитал, настолько она волнующа и пленительна.
Вы действительно перевернули — и с какой пикантностью! — множество наших исторических исходных посылок, которые мы считали установленными. Но вы сделали это с абсолютным отсутствием предубежденности, беспристрастно и с полной документацией, что заслуживает особой похвалы… Можно дискутировать по поводу ваших заключений. Но независимо от того, примут их или нет, они ставят вопросы заново и делают необходимостью глубокое их обсуждение в свете ваших гипотез. В любом случае это замечательная книга, и она очень важна для науки».
Таково заключение виднейшего ученого в области, которая была темой книги.
Таким образом, самый крупный в мире специалист по древней истории и по «Ветхому Завету» профессор Роберт Пфейфер и самый крупный в мире египтолог, профессор Этьен Дриотон
41. ЮПИТЕР ДОЛЖЕН ИЗЛУЧАТЬ РАДИОШУМЫ!
14 октября 1953 года Великовского пригласили прочитать лекцию на форуме аспирантов Принстонского университета. Аудитория была заполнена до отказа: пришли не только аспиранты различных факультетов, но и профессора, и студенты старших курсов.
Лекцию о своей книге «Миры в столкновениях» в свете последних открытий Великовский начал с рассказа о том, как учения XIX века превращались в догму, как период между 1895 и 1950 годом стал временем созревания «еретических идей».
Он рассказал, как крупнейший французский археолог, — профессор Клод Шаефер, основываясь на данных раскопок, пришел к тем же выводам, к каким Великовский пришел, изучая исторические источники. Он рассказал о недавних находках в геологии, подтверждающих его теории. В том числе и о последних открытиях в астрономии, неопровержимо подтверждающих его «крамольные», по мнению ортодоксальных ученых, мысли — о коллизиях не только в Солнечной системе, но даже о столкновениях галактик, об электромагнитном взаимодействии между телами в космосе. Тут же Великовский высказал мысль о том, что Юпитер должен излучать радиошумы.
По аудитории прокатился ропот: это собравшимся здесь представлялось абсолютно невероятным. Астрономы только улыбнулись, услышав эту «нелепость». Какое радиоизлучение может быть у холодной планеты? Вероятно, сейчас они не вспомнили о том, что еще три года назад утверждения Великовского об электромагнитных явлениях и столкновениях миров тоже звучали абсурдно…
Великовский не знал, что на лекции присутствовали дочка Эйнштейна — Марго и его личная секретарша Элен Дюкас — они были специально посланы профессором. Впрочем, Марго и сама собиралась пойти: ей очень нравилась Элишева, и она представляла себе, каково приходится жене ученого, постоянно живущего в атмосфере преследования и ненависти. Отчет Марго и Элен Эйнштейну был весьма эмоциональным.
— Господин профессор, я вам весьма признательна за то, что вы послали меня на лекцию. Я уже давно не получала такого удовольствия от публичной лекции.
— Папа, мне очень жаль, что тебя не было с нами.
— Женщины, пожалуйста, последовательно. Как аудитория?
— Была переполнена, господин профессор.
— Я имею в виду реакцию аудитории…
— Великовский поразил всех. Даже несогласные с ним профессора сидели, затаив дыхание. Об аспирантах и студентах и говорить не приходится.
— Ну, а по существу?
— Папа, даже я поняла каждое слово. Меня он убедил.
— Марго, не только вас. Я видела, что он убедил многих. Я застенографировала для вас, господин профессор, образец его риторических приемов. Вы позволите?
— Разумеется.
— Однажды в предзакатный час, — начала читать мисс Дюкас, — в мой кабинет вошел посетитель, джентльмен с заметной внешностью. Он принес манускрипт, описывающий небесную механику. Бросив взгляд на несколько страниц, я почувствовал, что передо мной работа математического гения. Я вступил в беседу с моим посетителем и упомянул имя Джеймса Кларка Максвелла. Мой гость спросил: «Кто это?» Смущенный, я ответил: «Знаете, это ученый, который дал теоретическое объяснение экспериментам Фарадея». «А кто такой Фарадей?» — спросил чужеземец. С растущим смущением я сказал: «Конечно, человек, который осуществил основополагающие работы в электромагнетизме». «А что такое электромагнетизм?» — спросил джентльмен. «Как ваше имя?» — спросил я. Он ответил: «Исаак Ньютон». Я проснулся.