Император и ребе. Том 1
Шрифт:
— Вы так не думаете?.. — повторил Йосеф и сам не услышал, что он сказал. Его нога осталась висеть над упрямой калошей.
— Я думаю, — тихо и спокойно сказала Кройндл, — то же, что и все…
— А что думают все? — нетерпеливо спросил Йосеф.
— Что вы жених и невеста.
Эти слова его ужасно разозлили. Они звучали так безвкусно, так издевательски и глупо. И Йосеф снова принялся тыкать ногой в калошу, словно мстя ей за нанесенную ему обиду.
— Же-них-и-не-вес-та, — передразнил он, скривив губы. — Да-да, жених и невеста…
Наконец он надел упрямую калошу и рванулся к двери, не поблагодарив Кройндл за помощь. Даже не пожелал ей спокойной ночи.
Глава девятнадцатая
В аптеке
1
Иосеф Шик быстро бежал по заснеженным улицам. Казалось, что таким образом он хотел избавиться от волнения и своей бессмысленной страсти к Эстер, развеять ее, как развеивают мякину на гумне… Его гнала вперед и ошибка с Кройндл, ласка, которую он невольно ей подарил в темном коридоре. Он чувствовал себя бедным ешиботником, поцеловавшим красивую служанку в доме богачей, у которых ел.[342] В нем кипел гнев на ту, что довела его до этого. Только она, Эстерка, в этом виновата! Она даже не выбежала из зала, чтобы помириться. Оставила эту роль служанке, вольно или невольно… О, о!
В этом смешении подавленной страсти и унижения проскальзывали и злые, колючие мысли по поводу Кройндл.
Чего она хочет? Зачем вмешивается? Пусть она родственница, и что с того? Служанка все равно остается служанкой. Завела себе моду наряжаться в поношенные платья Эстерки! Уже во второй раз он так ошибся. Как тень Эстерки, она вырастает рядом с ним, и каждый раз там, где темно. Что это за штучки такие? Ведь он и так знает, что они постоянно шушукаются с Эстеркой, секретничают… А не идет ли речь о каком-то женском сговоре? О том, чтобы вместе поглумиться над ним? Ой, ой! С ума можно сойти…
Он пришел в дикую ярость: в другой раз, когда Кройндл к нему подойдет — якобы для того, чтобы подать шубу, он ей скажет, глядя прямо в ее глупые глаза, что… что может обойтись без нее. Пусть она себя больше не утруждает… Да, он может сам себя обслуживать. Пусть Кройндл лучше надевает фартук домашней прислуги и повесит ключи на пояс, как она одевалась прежде, занимаясь домашним хозяйством. Так он ей скажет. Бархатные жакеты с роскошными атласными платьями совсем ей не идут. Пусть лучше оставит их Эстерке. Да, так он ей и скажет…
Но чем дольше Йосеф бежал, тем больше задумывался. Кипевший в нем гнев остывал и вытекал из него, как из дырявой посудины. Хм… Где-то есть дырка. Не все здесь до конца ясно…
Так он пробежал мимо своей аптеки с погасшими, черными окнами. Мимо лесов и лестниц, окружавших стройку новой церкви, которую возводил здесь любимец Екатерины Зорич. Вниз с горы топал теперь по снегу Йосеф Шик своими кожаными калошами. По правую и по левую руку открылся замерзший Днепр. По покрытому снегом льду извивался черный санный путь в Заречье… Здесь, у этого санного пути, он остановился и уже спокойнее стал раздумывать над тем, что произошло с ним час назад.
А что она, Кройндл, собственно, делала там, в темном коридоре? Подслушивала? В это можно было поверить. Ее спальня была наполовину открыта. То есть она потихоньку вышла оттуда и подслушивала… Но если бы так было условлено с Эстеркой, то она, Кройндл, не была бы потом так печальна. Когда хватают кого-то за руку, ему стыдно потом смотреть
Все это было совсем не так просто. Что-то тут непременно скрывается! А может, она ревнует? Разве она не может ревновать? Конечно, может. Она и Эстерка обе молоды и красивы. Обе из одной семьи, из одного местечка. И обеих когда-то продали. Можно сказать, в один день и одному и тому же человеку… Эстерку — в жены Менди Ноткину за большие деньги, а Кройндл — тому же самому Менди за кусок хлеба. Невелика разница. Главное, что обеих продали… А потом судьбы их стали еще более схожи. Гултай Менди приставал и к Кройндл… Тоже ошибался, как он, Йосеф. А скорее, притворялся, что ошибается…
Эти вопросы, которые Йосеф Шик задавал себе, и ответы, которые находил, так увлекли его, что он совсем забыл о том, что загнало его сюда. Опомнился, только почувствовав колючий холод в пальцах ног. Тогда он, прихрамывая, побрел в глубокой задумчивости к себе домой.
Но когда Йосеф Шик вернулся в темную аптеку и подошел к своей узкой холостяцкой кровати, чтобы раздеться, его снова охватила тяжелая тоска: всегда один! Он должен подбирать крошки, когда собаки жрут мясо! А когда собаки дохнут, ему все равно нельзя даже прикоснуться к тому, что осталось от их пиршества… И он снова забыл о Кройндл и скрытых намерениях, которые были у нее, когда она переодевалась в свою хозяйку. Он вытянулся на кровати и твердо решил… В который раз «твердо решил»! Нет, на этот раз он окончательно решил, что больше не пойдет туда. Нет! Ноги его там не будет. Он не переступит впредь порога дома Эстерки.
2
И действительно, прошли три долгих дня и ночи, а Йосеф все еще держался и не заходил к Эстерке. На четвертый день — это был канун субботы, — когда рынок вокруг аптеки пустел и лавки, располагавшиеся напротив, закрывались, к нему пришла Кройндл. Пришла в тот момент, когда Йосеф уже держал в руке большой ключ от входной двери и хотел опустить решетку, загораживавшую застекленную дверь аптеки.
Он сам не знал почему, но ему сразу показалось, что Кройндл стояла где-то поблизости, может быть, за высоким крыльцом, и ждала, пока в аптеке не останется ни одного покупателя… Усилило его подозрение и то, что она была так укутана поверх пальто в домашний платок Эстерки — грубый шерстяной платок, что ее точеный нос едва был виден.
— Что скажете хорошего? — спросил Йосеф коротко и холодно.
Кройндл испуганно подняла свои черные брови и широко распахнула глаза. Она словно безмолвно упрекнула его: «Вот как вы разговариваете после того, что между нами произошло? Вот так вы встречаете девушку, которую ласкали? Неважно, нарочно или по ошибке…» Было похоже, что она сразу пала духом.
— Хозяйка, — сказала она почти шепотом, — просит вас прийти…. Ради Бога, приходите сегодня вечером на рыбу… в честь субботы…
— Не могу, — ответил Йосеф, отвернувшись. — Сегодня я иду к брату. Я ему обещал. Вы ведь его знаете? К доктору Боруху Шику…