Император вынимает меч

Колосов Дмитрий

Некоторые, а именно центурион обрел дар речи.

— Добрая весть! Завтра консулы пошлют разведку, а потом, возможно, прикажут занять лагерь. Не исключено, что этот приказ будем исполнять именно мы.

— Завтра, завтра! А почему не сегодня? Обещание — все равно, что пустой кубок! Завтра там будет полно желающих. А сегодня одни мы. Что скажете?

Невий едва не поперхнулся от возмущения.

— Ты с ума сошел! Оставить лагерь! Без приказа! Пробраться тайком к врагу…

— Тоже без приказа! — передразнил Ганурий. — Ну и что! Если повезет, я набью карманы серебром, если нет, сумею смыться. А если вдруг меня, то есть нас хватятся здесь, скажем… —

При всей своей изворотливой сообразительности Ганурий не нашелся, чем именно мотивировать собственное отсутствие, если его вдруг хватятся, тогда он предельно упростил головоломку, махнув на все условности рукой. — И, там что-нибудь придумаем!

Но Невия, несмотря на всю его недалекость, нелегко было пронять таким аргументом. Подбоченившись и придав лицу выражение подобающей внушительности, центурион объявил:

— Нет, это нарушение присяги! Я не пойду на такое!

Ганурий подумывал предложить новый довод, но внушительная фигура центуриона, вот-вот готового разразиться обличительной речью, не благоприятствовала красноречию. Заводила перенес свое внимание на Огульния, простодушного парня, словно и рожденного для того, чтоб поддаваться чуждому влиянию.

— Ладно, а ты?

Огульний заколебался, но, покосившись на грозно сдвинувшего брови центуриона, отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Как знаешь! — воскликнул Ганурий. — Ну, тогда я один!

— Стой! — центурион схватил Ганурия за плечо. — Я запрещаю! Это нарушение присяги! За это — суд!

— А вино жрать — это не суд?! — зловеще понижая голос, осведомился Ганурий. — Вино жрать вы все горазды! А про запрет пить вино ты забыл?!

Квинт Невий поперхнулся. Давненько старого центуриона не уличали в нарушении дисциплины. Узловатые пальцы разжались сами собой.

— Я ничего об этом не слышал, — пробормотал он.

— И напрасно! — Ганурий хмыкнул. В глазах его мелькнула искорка лукавости, ибо никакого запрета на винопитие не существовало, но замешательство центуриона было для пройдохи как нельзя кстати. — Договоримся так… — Ганурий понизил голос, давая тем самым понять, что рассматривает друзей сообщниками и ответственность в случае провала мероприятия будет нести не один он. — Ты меня не видел, я тебе ничего не говорил, ты ничего не знаешь. Если не вернусь к утру, можешь доложить, что я исчез. Но я вернусь, не сомневайся!

— Д-да! — нерешительно вымолвил Невий.

— Тогда разбежались!

Ганурий заскочил в палатку, прицепил на пояс меч и взял объемистый мешок для будущей добычи. Через миг он исчез, оставив приятелей с полупустой флягой вина да с сомнениями: а не стоило ли…

К утренней проверке Ганурий не вернулся. Поколебавшись и в какой раз попеняв себе на излишнюю мягкость, Невий вынужден был доложить об исчезновении подчиненного. К тому времени в лагере уже вовсю наблюдалось движение. Варрон, вопреки протестам коллеги, настоял-таки на том, чтобы занять стан Ганнибала. Его не смущали предупреждения разведчиков, предполагавших засаду, а Павел слал гонцов, твердя о неблагоприятных предзнаменованиях во время ауспиций.

— Мы войдем в их лагерь не раньше, чем убедимся, что врагов нет на десять миль вокруг! А на кур я плевать хотел! — бодро заявил консул.

Передовые когорты уже оставляли лагерь, когда появился Ганурий. Был он измотан, без мешка, а накрепко стиснутый в кулаке меч покрывали рыжие пятна.

— Засада! — выдохнул он, пробиваясь через ликторов прямо к Варрону.

— Где? Откуда известно? — бросил консул.

И Ганурий

принялся рассказывать. Он не утаил, зачем оставил к ночи лагерь и как выбрался из него. Он рассказал про то, как благополучно достиг карфагенского стана и, убедившись, что тот и впрямь без стражи, проник в него. Вражеский лагерь был пуст. Все свидетельствовало о том, что ганнибалово воинство снялось в страшной спешке, забрав лишь наиболее ценный скарб. В брошенных на произвол судьбы шатрах валялись вещи, среди них немало ценных, ради которых Ганурий и отправился в рискованный рейд. Отважный пройдоха уже успел сунуть в мешок серебряный кубок и несколько не менее привлекательных вещиц, как вдруг услышал за одной из палаток приглушенный разговор. Говорили двое и говорили по-галльски. Ганурию приходилось бывать в Галлии, и он немного знал язык северных варваров. Галлы были оставлены в качестве соглядатаев и должны были уйти, как только в лагерь войдут римляне.

И тут Ганурий в очередной раз проявил дерзкую самостоятельность. Тихонько обойдя палатку, он напал на врагов. Одного из них легионер прикончил первым же тычком, второго ранил и повалил на землю. В надежде спасти жизнь галл рассказал Ганурию все, что знал. Войско Ганнибала не отступило. Оно просто укрылось за ближайшим холмом, и теперь Ганнибал ждал, когда римляне примутся грабить его лагерь. Тогда стремительные сотни нумидийцев должны отсечь мародеров от основных сил, а полки иберов и ливийцев — их уничтожить. Узнав все это, Ганурий прикончил галла и со всех ног бросился к своим. Он успел как раз вовремя…

Консул Варрон внимательно выслушал лазутчика и приказал застывшим в ожидании воинам.

— Возвращаемся обратно. А ты, — консул обратил грозный взор на Ганурия, — за то, что предупредил нас, получишь серебряную фалеру, а за то, что оставил без разрешения лагерь, будешь высечен. И скажи спасибо, что я не велю побить тебя камнями.

— Спасибо! — пробормотал побледневший легионер, которого тут же крепко взяли под руки ликторы.

Но получить свою порцию розог пройдохе Ганурию так и не довелось. В ближайшие дни было не до него. Убедившись, что его затея провалилась, Ганнибал и впрямь оставил свой лагерь, перебравшись к самим Каннам. Римская армия последовала за ним, разбив поблизости от Пунийца сразу два лагеря — для основных сил на правом берегу реки Ауфиды и вспомогательный — через реку. Теперь Ганнибал был лишен маневра, ибо римляне грозили, куда бы он не пошел, ударить в спину.

Но Пуниец не собирался бежать. Наутро он вывел свои войска в поле, предлагая римлянам битву. В тот день войсками командовал Павел, и он вызова не принял. Тогда Ганнибал увел свои полки обратно, оставив в поле нумидийцев. Те кружили у самого римского лагеря, забрасывая часовых дротиками и выкрикивая ругательства. Кое-кто, знавшие язык римлян, кричали:

— Завтра мы придем сюда все и отрежем вам уши! Завтра ваши матери будут лить слезы по своим глупым сыновьям, а жены оплакивать трусость мужей!

К вечеру римляне были доведены до состояния бешенства. Воины в яростном бессилии потрясали оружием, кляня нерешительность Павла. Профос, решил отыграться на Ганурии и, поигрывая бичом, пообещал тому:

— Завтра я тебя высеку. Ой, как высеку!

Но обещанию этому не суждено было сбыться, ибо завтра на смену календам шли ноны. Завтра, хоть никто не подозревал об этом, все должно было решиться. Завтра…

6.4

— Сегодня хороший день для битвы.