Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.
Шрифт:
На крейсер прибыли король, королева, наследный королевич Константин, королевич Николай с супругой великой княгиней Еленой Владимировной, королевич Христофор и принцесса Мария. При этом с ней произошел неприятный случай, который несколько омрачил общее настроение. Когда она собиралась выходить из катера, то каблучок ее туфельки попал в отверстие в решетчатом люке. Поэтому, когда она хотела поднять ногу, та подвернулась, и принцесса упала, растянув жилу в щиколотке ноги, и ей было больно ходить. Однако, чтобы не испортить торжества, принцесса Мария пробыла весь прием на крейсере и не подавала виду, что ей больно.
Король был в форме русского адмирала и имел на погонах вензель «О» с короной в честь своей супруги. Войдя на крейсер, он снял пальто, и оно было передано одному из близстоящих матросов.
По этому поводу я услыхал забавный разговор между этим матросом и другим. Второй матрос подошел к первому и спрашивает: «А чье это ты держишь пальто?» –
Матросов чрезвычайно поражало, что греки в порту ловили спрутов и приготовляли из них какое-то блюдо. Им эти спруты казались чем-то отвратительным, которых можно есть только с голодухи. По этому факту они и судили о бедности греков.
На следующий день перед съемкой с якоря королева с великой княгиней опять приехали к нам, чтобы попрощаться. Она сказала, чтобы мы не беспокоились о состоянии здоровья командира, потому что она сделает все, чтобы помочь ему скорее выздороветь.
Нам предстояло идти на присоединение к отряду в Гибралтар. Пока мы стояли в Пирее, он побывал в Алжире, встретился с американским флотом, который впервые совершал кругосветное плавание.
Американским матросам разрешалось посещать все рестораны и увеселительные места, которые посещали и офицеры. Причем офицеры были в штатском, а матросы вечно в форме. Вели они себя на берегу чрезвычайно независимо и шумно: клали ноги на спинки кресел в театре, кричали, пели. А то и не прочь были лезть в драку, если кто-либо пытался их угомонить. Поэтому боязнь попасть с ними в какую-либо неприятную историю совершенно отбила охоту у наших офицеров съезжать на берег, и это сильно испортило приятность стоянки [224] .
224
В Алжир заходил только линейный корабль «Слава», простоявший там два дня. Одновременно с ним в порту находилась IV дивизия американского флота под командованием контр-адмирала Паттера в составе линейных кораблей «Visconsin», «Alabama», «Kearsarge» и «Kentucky». Мэр Алжира счел нужным обратить внимание русского консула на образцовое в сравнении с американцами поведение на берегу команд и просил засвидетельствовать это командиру «Славы».
В Гибралтаре мы опять встретились с американцами, куда они пришли на следующий день после нашего прихода [225] . Главные силы американского флота представляли очень внушительную картину, и мы с завистью смотрели на ряды линейных кораблей и крейсеров под красивыми флагами, усыпанными звездами. Флот сопровождало несколько больших транспортов с запасами необходимых материалов и провизии, так как американские матросы должны были питаться совершенно так же, как им полагалось в плавании у своих берегов. Кроме того, на этих транспортах имелся контингент матросов для пополнения убыли команды, а эта убыль могла быть только в силу болезней или дезертирства.
225
Часть американских кораблей («Connecticut», «Vermont», «Minnesota», «Kansas», «Louisiana», «Missouri») прибыла в Гибралтар 17.01.1909, другие – 18.01.1909. Крейсер «Адмирал Макаров», покинувший Пирей 14.01, пришел в Гибралтар утром 18.01.1909.
Надо заметить, что в те времена матросы американского флота служили не по набору, а по контрактам, и для привлечения их на службу существовали особые вербовщики. При большом росте флота набрать достаточное количество матросов было нелегкой задачей. Поэтому, как ходили слухи, им нередко приходилось прибегать к различным хитростям. Например, встречая безработных, они их напаивали, давали полагающуюся довольно крупную сумму на расчеты с берегом и заставляли подписывать обязательство служить на флоте. Этим они их совершенно связывали, и если те не являлись в соответствующее рекрутское бюро, то их считали дезертирами. Благодаря этому среди матросов был элемент, который не желал служить и не прочь был при первом удобном случае удрать. Так это было или не так, но мы часто наблюдали, что на многих кораблях поднимался флаг, означавший, что на нем заседает суд особой комиссии, то есть, значит, были часты случаи крупных проступков против дисциплины [226] .
226
С приходом американцев в Гибралтар сразу все оживилось, и наши корабли с ними обменивались визитами и приглашениями. Среди американских офицеров мы познакомились с целым рядом чрезвычайно симпатичных и интересных людей. Мы даже с некоторыми успели завести дружбу. Правда, они казались нам своеобразными людьми, но ведь воспитание американцев сильно разнилось от нашего. Но все же, в конце концов, они и мы были моряками, и это нас сближало.
Как-то раз я стоял днем на вахте. Вдруг к трапу подошел катер с американскими гардемаринами, которые попросили разрешение посетить наших гардемарин. Старший офицер разрешил, и наши гардемарины их пригласили к себе в помещение. Не прошло и часу, как оттуда послышались пение и крики, которые все усиливались, а потом стал раздаваться шум, точно бросали стулья и опрокидывали столы. Я вызвал дежурного гардемарина и спросил, что у них происходит. Он доложил, что американцы приехали навеселе, а после того, как угостились, быстро охмелели и теперь шумят. Наши гардемарины их пытаются сдерживать, но это плохо удается. Американцы были гостями-иностранцами, и с ними приходилось считаться. Пришлось вызвать заведующего гардемаринами и сообщить ему о создавшемся положении. Мы боялись, что если начнется буйство, то придется применить физическую силу, а это было бы слишком неприятно.
Тогда старший офицер приказал подать катер к трапу и послал С.Д. Коптева сказать гостям, что наши гардемарины должны идти на занятия и поэтому, как ни жалко, но гостям придется уехать и что катер ждет. Это подействовало, и не в меру расходившиеся молодые гости стали выбираться на верхнюю палубу.
С невероятным трудом их погрузили в катер и дали в провожатые наиболее уцелевших из наших гардемарин. Однако во время пути американцы продолжали петь, кричать и махать фуражками. Вид у катера получился весьма безобразный, и на других кораблях, наверно, удивлялись, как это «макаровцы» так накачали гостей. К счастью, их благополучно доставили на корабль, но, кажется, там им пришлось невесело. По крайней мере на следующее утро к нам приехал офицер с извинениями за неподобающее поведение их гардемарин.
В Гибралтаре с судов Отряда дезертировало несколько матросов, так как в крепости они не могли бы остаться, то оставалось лишь подозревать, что они оказались в числе американских матросов. Этим они порвали навсегда возможность вернуться на родину. Кто знает, может быть, они хорошо устроились на своей новой родине, но до этого, несомненно, им пришлось пройти тяжелое испытание.
Величественные высоты Гибралтара, этого ключа к Средиземному морю, произвели на нас очень сильное впечатление. Все склоны были унизаны фортами с крупными орудиями, и порт представлял надежную базу для кораблей английского флота. Нам англичане кое-что показали, но больше то, что касалось жизненных удобств гарнизона крепости, а не фортов. Хоть там и имелись прекрасные дома для офицеров и их семей, офицерское собрание, спортивные площадки и т. д., но казалось, что прослужить в крепости несколько лет было не слишком весело. Впрочем, у англичан было немного мест, где служить было много труднее, как, например, в Адене. Во всяком случае, англичане гораздо лучше обставляли жизнь своих офицеров, чем у нас, не исключая Кронштадта и Севастополя.
Из Гибралтара отряд вышел на Канарские острова, в порт Лас-Пальмас. Весь переход погода стояла дивная.
Лас-Пальмас имеет совсем маленькую гавань, в которую наши корабли не могли войти, и отряд встал на рейде. При первой возможности мы съехали на берег, посмотреть местную жизнь. Был чудный вечер, и заходящее солнце красиво освещало этот заброшенный в океан городок. В нем жизнь начиналась, как во всех городах с жарким климатом, когда спадала жара. По случаю нашего прихода (да и прихода каждого парохода) город был очень оживлен. Видимо, жители были страшно заинтересованы приходом русских, с далекого севера, из страны, о которой они имели слабое понятие. Впрочем, наверно, их радости способствовало и то, что приход нескольких больших кораблей сулил им хорошие барыши.