Императорский Китай в начале XV века
Шрифт:
Как явствует из сказанного выше, покорение Гуйчжоу и организация здесь провинции были осуществлены с помощью прямого военного давления. Это лишний раз подтверждает высказанный тезис о том, что китайское правительство в начале XV в. при всей рекомендуемой им осторожности в подходе к некитайским народам и стремлении «привлекать сердца добрым отношением» отнюдь не ограничивалось подобными методами и при возможности действовало открытой силой.
Образование провинции Гуйчжоу и связанное с этим еще большее закрепление китайского господства на юго-западе империи знаменует собой окончательное установление китайского господства на территориях к югу от р. Янцзы, заселенных инонациональными народами [73, 244, 277].
Уже в январе 1403 г. правительство Чжу Ди было вынуждено признать, что «различные иноплеменники юго-запада с трудом покоряются и легко поднимают мятежи» [23, цз. 15, 277]. Это, естественно, не было новостью для китайцев. Указ, посланный военным властям в Сычуань в мае 1409 г., констатировал: «Такое положение, что иноплеменники бунтуют, тянется издавна» [23, цз. 90, 1191]. Важно отметить, что рассматриваемый период в этом плане нисколько не являлся исключением. В комментариях китайских хронистов к одному из указов императора по поводу национальной политики дана следующая обобщенная характеристика описываемого момента: «В те времена иноплеменники восставали и не подчинялись, иногда приходя в ярость» [23, цз. 90, 1190].
Официальная китайская идеология относила упомянутую ярость за счет естественных дурных качеств всех «варваров», т. е. некитайцев. «В сердце у иноплеменников измена», — писал военный из Гуанси в уже цитированном1 докладе двору в конце 1403 г. [23, цз. 25, 460]. Наделе же такая «измена» имела вполне реальные основания. В этой связи следует вспомнить приведенные раньше слова доклада из Гуанси о том, что люди некитайского происхождения сначала приобщаются к «цивилизации», а затем снова бунтуют. Здесь заключен глубокий смысл: первоначально, выражая номинальную покорность далекому императорскому двору, некитайское население еще не сталкивалось с реальным гнетом китайских властей. Позже, испытав на себе этот гнет, оно поднималось на борьбу. Возможно, конечно, и другое объяснение: пока китайские войска действовали или угрожали «присоединяемым», последние подчинялись, но после ухода войск дальше и ослабления давления вновь стремились обрести независимость.
Так или иначе, правительству Чжу Ди уже с первых месяцев своего существования пришлось столкнуться с сопротивлением некитайских народов в юго-западных провинциях. В сентябре 1402 г. началось движение среди инонационального населения в Гуанси. Повстанцы «оказывали сопротивление, убивали китайских чиновников и солдат». Для подавления применялись и дипломатические, и военные средства. В декабре 1403 г., истребив около 1200 человек, китайцам удалось подавить движение [23, цз. 11, 191, цз. 15, 274–275, цз. 25, 457]. В мае 1405 г. из Гуанси поступил доклад о подавлении нового восстания, а буквально через несколько дней — о начале следующего [23, цз. 41, 671–673].
Аналогичная картина наблюдалась здесь два года спустя: в феврале 1407 г. пришло донесение об усмирении «иноплеменных разбойников», а в марте началось новое движение [23, цз. 62, 896, цз. 64, 910]. Последнее быстро разрасталось, так как в это время значительная часть китайских войск из Гуанси была переброшена для похода во Вьетнам. В результате имперским властям пришлось срочно стягивать войска из Хугуана, Юньнани, Гуйчжоу и даже отозвать часть солдат из Вьетнама [23, цз. 70, 982, цз. 72, 1011–1012]. Это восстание было подавлено к ноябрю 1407 г. Освободительное движение народов яо и мяо в Гуанси вновь вспыхнуло
Вооруженные выступления некитайского населения Юньнани зафиксированы в 1405 и 1423 гг. [23, цз. 49, 737–738, цз. 254, 2362]. Установление китайского господства в Гуйчжоу сопровождалось вспышками сопротивления народа мяо в 1404 г., дважды в 1408 г. и еще раз в 1410 г. [23, цз. 80, 1075, цз. 84, 1120, цз. 151, 1760]. Вооруженной борьбой сопровождалось и провозглашение Гуйчжоу провинцией в 1413–1414 гг. О том, что сопротивление не прекратилось и после этого, свидетельствует начало здесь нового восстания в декабре 1415 г. [23, цз. 170, 1899].
Наряду с этим в 1413–1414 гг. развернулось движение народа мяо в Сычуани. Для его подавления туда были переброшены войска из Хугуана и Гуйчжоу [23, цз. 138, 1671, цз. 142, 1699, 1707, цз. 144, 1710, цз. 147, 1727]. А в середине следующего, 1415 г. в Сычуани вспыхнуло восстание народа жун [23, цз. 166, 1859–1860]. Волнения некитайских народов в Хугуане отмечены в 1405, 1410, дважды в 1414 и еще раз в 1420 гг. [23, цз. 38, 647, цз. 105, 1360–1361, цз. 155, 1789, цз. 157, 1800, цз. 225, 2212].
Все отмеченные движения можно рассматривать как закономерную реакцию на усиление китайской власти в национальных районах на юго-западе империи. Но в целом правительству Чжу Ди удалось справиться с сопротивлением. И дело здесь не только в перевесе сил и превосходстве китайской армии, но и в известной заинтересованности социальной верхушки некитайских народов в союзе с китайскими феодалами. Такой союз помогал местной знати закрепить свое господствующее положение и приобщиться к новым, несомым с собой китайцами способам эксплуатации основной массы населения. Немалую пользу для закрепления китайского влияния приносила также племенная и национальная разобщенность народов, населявших юго-западные провинции. Источники свидетельствуют, что китайцы умело пользовались подобной рознью.
При возникновении междоусобных конфликтов среди своих некитайских подданных правительство Чжу Ди предпочитало воздерживаться от непосредственного вмешательства. Несмотря на просьбы враждующих сторон о помощи, императорский двор ограничивался лишь манифестами с общетеоретическими рассуждениями о благости мира [23, цз. 44, 698–699]. Такая позиция объясняется тем, что взаимные распри ослабляли возможность эффективного сопротивления китайскому господству. Официально же данная тактика объяснялась двором следующим образом. — «Южные иноплеменники нападают друг на друга издавна. Схватить одного-двух из них и наказать, этого недостаточно для преобразования их грубых нравов… А если торопиться с наказанием… то это лишь помешает обращению сердец людей из далеких краев к Китаю» [23, цз. 30, 545].
Главное, на что местным китайским властям предписывалось обращать внимание при описываемых конфликтах, — это повиновение всех враждующих сторон имперской администрации. Например, на запрос Му Шэна относительно позиции во время междоусобиц в Юньнани в 1403 г. последовал ответ двора: «И нападающие, и пострадавшие уже платят налоги в имперскую казну, что свидетельствует об отсутствии зла в их сердцах» [23, цз. 23, 424–425]. Единственное, что заботило правительство, — это возможность перерастания мелких распрей в массовые конфликты, грозившие поддержанию китайской власти. Поэтому местным китайским войскам предписывалось быть в постоянной готовности при междоусобных столкновениях инонациональных племен [23, цз. 44, 699–700].