Императорский Китай в начале XV века
Шрифт:
Поэтому не удивительно, что в буддийских и даоских монастырях накапливалось недовольство правительством Чжу Ди. В какой-то мере оно могло сливаться с социальным протестом народных масс, и восставшие могли находить поддержку в монастырях, а религиозные лозунги — в среде повстанцев.
Частые волнения вспыхивали в начале XV в. и среди некитайских народов, которые жили на территории империи Мин. Однако, для того чтобы уяснить побудительные мотивы и характер этих восстаний, необходимо коснуться всей политики правительства Чжу Ди в отношении своих подданных некитайского происхождения.
Общие принципы китайской национальной политики в начале XV в.
Данная
Согласно отмеченной доктрине, все некитайские народы рассматривались в Китае как «варвары», не знакомые с единственно правильными нормами жизни — китайской цивилизацией. В связи с этим перед политиками и дипломатами империи издавна выдвигалась задача посильного приобщения иноземцев к китайской культуре и образу жизни. Однако долголетний опыт общения с иноземцами показывал, что политика «привлечения их к цивилизации» далеко не всегда давала желаемые для Китая результаты. Поэтому еще в древности проявились два противоположных подхода к иноземцам. Один предполагал покорение их силой, другой — отказ от попыток установления над ними реальной власти.
Какой подход оказался предпочтительнее для Чжу Ди и его окружения? Относительно второго подхода император высказывался так: «Иноплеменные [люди] добывают средства к существованию грабежами и убийствами. Разве подозревают они о существовании этикета и долга? Поэтому [некоторые] мудрецы считали, что этими людьми не стоит управлять» [23, цз. 60, 875]. Однако, отдавая долг пренебрежительного отношения к иноземцам, Чжу Ди в конечном итоге не соглашался с «мудрецами» и приходил к выводу, что управлять «иноплеменными людьми» можно и нужно, но с применением гибкой тактики [23, цз. 60, 875]. В первую очередь это относилось к некитайскому населению, живущему в пределах империи.
Принципы, которыми правительство Чжу Ди намеревалось руководствоваться в своих отношениях с этой категорией населения, в самом обобщенном виде отразились, пожалуй, лучше всего в инструкции для китайской администрации в Юньнани от 12 марта 1403 г.: «Путь к удержанию иноплеменников в повиновении заключается в том, чтобы они знали о своем подчинении императорскому двору и не утрачивали способности оставаться в рамках подданных» [23, цз. 17, 311].
Методы, предлагаемые центральными властями для поддержания отмеченного «знания» и «способности» среди некитайского населения, не были однородны. С одной стороны, военные наместники в отдаленных провинциях получали приказания «держать иноплеменников в страхе и покорности» [23, цз. 15, 277, цз. 103, 1340]. С другой — двор настойчиво рекомендовал не злоупотреблять прямым насилием. В этом плане весьма характерна инструкция от 4 мая 1409 г.: «Издревле велось у нас убивать врагов-иноплеменников. Однако ставить непременной задачей убивать их — это не путь к умиротворению далеких [краев]. Хотя они упорны и жестоки и с трудом обращаются к цивилизации, однако натура у них не звериная и их можно приручить и заставить успокоиться до глубины души» [23, цз. 90, 1189–1190].
Отмеченные рекомендации диктовались совсем не гуманными или филантропическими соображениями. Просто правительство Чжу Ди отдавало себе отчет, что метод неприкрытого давления не всегда приносит успех, а иногда даже может вызывать прямо противоположный желаемому результат. Свидетельством тому может служить инструкция двора генералу Хань Гуаню, направленному в Гуандун и Гуанси для «умиротворения» края в октябре 1402 г.: «Иноплеменники… легко поднимают бунты. За ними трудно усмотреть. Чем больше их убивают, тем труднее ими управлять» [23, цз. 12 (II), 216]. К тому
Таким образом, методы, к которым стремился прибегать Чжу Ди в своей национальной политике, представляются синтетическим сплавом прямого давления и задабривания («привлечения сердец добрым отношением», как говорится в источниках). Преимущественный уклон в ту или иную сторону определялся конкретной ситуацией в различных национальных районах. В этом и заключалась упомянутая выше гибкая тактика в управлении некитайскими народами, за которую ратовал Чжу Ди.
В национальной политике китайского правительства в начале XV в. можно заметить некоторые различия при подходе к северным и северо-западным пограничным районам империи, где жило определенное число монголов, чжурчжэней, ойратов, уйгуров, и юго-западным провинциям, где значительные пространства были заселены племенами и народами чжуан, мяо, ицзу, яо, ли и пр. Эти различия определялись стратегическими расчетами китайцев и факторами этнического порядка.
С военно-стратегической точки зрения китайцы издавна считали наиболее опасными и важными северо-западные рубежи. Здесь в течение веков были сосредоточены основные военные силы империи. Поэтому на этом направлении прослеживается непосредственная связь национальной политики с внешнеполитическими целями. Юго-западные окраины страны внушали меньшие опасения и вызывали меньшие заботы в военно-стратегическом отношении. В этом плане показательно письмо военного наместника в Гуйчжоу Гу Чэна двору от 2 октября 1403 г.: «Я полагаю, что, когда в Юньнани и Лянгуане, лежащих на далеких рубежах, иноплеменные разбойники время от времени поднимают воровские мятежи, то это не больше, чем яд от пчелиных укусов, и не стоит обращать на это внимания… Только лишь новое поколение северных иноземцев, чьи номады сильны и воинственны, таит в душе коварные намерения и исподволь подкарауливает удобный момент для нападения на наши границы. Строя дальние государственные планы, следует глубоко побеспокоиться о северных иноземцах» [23, цз. 23,422]. Хотя здесь есть доля бравады в отношении некитайского населения на юго-западе империи, общее настроение китайских политиков передано Гу Чэном довольно точно. Связь с внешнеполитической доктриной на юго-западном направлении прослеживается гораздо слабее.
В то же время нужно учитывать, что границы империи Мин на севере не выходили за пределы современной провинции Ляо-нин, а на северо-западе шли южнее монгольских степей. Поэтому под контролем китайских властей здесь находилось еще сравнительно не много некитайского населения и национальный вопрос не стоял со всей остротой. В то же время в юго-западных районах страны некитайское население составляло значительную часть местных жителей. В XV в. здесь продолжалась внутренняя китайская колонизация и национальный вопрос требовал разрешения.
Политика китайского правительства в северо-западных окраинных районах империи
Китайские власти охотно принимали желающих поселиться на подконтрольной им территории монголов, уйгур, чжурчжэней и людей из прочих народностей. Это имело прямую связь с военно-стратегическими расчетами. Во-первых, китайцы считали, что, чем интенсивнее будет отток иноземцев, тем слабее станут их силы. Во-вторых, все «перешедшие и присоединившиеся» зачислялись на воинскую службу и должны были участвовать в боевых действиях китайской армии. Таким образом, правительство Чжу Ди использовало феодальную раздробленность своих северных и северо-западных соседей и пыталось создать, как отмечает Г. В. Мелихов, определенную буферную зону на этих рубежах [92, 258].