ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

Иванов Всеволод Никанорович

– Ваше величество, - прошептал тот, согнувшись в перегиб, - вы же изволили приказать немедленно принять ее сиятельство.

– А! Теперь понимаю. Помню!
– Король повернулся на одной ноге.
– О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!

Он подошел к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесенная снегом, стояла высокая старая коляска.

– Ха! Это ее возок? В таких еще наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Ха-ха-ха! Во всяком же случае - и графиня кочует на новые места.

Ха-ха!

Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на дерзеца.

– Что значит этот смех? Кто смеется? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоевываем его не только солдатами… то, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!

И, высоко подняв голову, он бросил лакею:

– Я приму графиню в кабинете!

Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склоненных в поклоне придворных и громко стуча каблуками.

Глава 2. Эстафета короля

В узкой гавани города Штеттина, провонявшей селедкой да треской, волны трясут рыбачьи посуды. На горе, над стенами - колокольня, и оттуда то и дело падает уныло чугунный звон - бамм! бамм! Тесные улицы города в этот день Нового года заваливает снег. По улице Дом-штрассе под номером 761 - высокий дом темного камня, в доме квартира командира 8-го Ангальт-Цербстского полка прусской службы генерал-майора, герцога Христиана-Августа Ангальт-Цербстского.

Да разве такой жизни ждала себе его супруга Иоганна-Елизавета? Кто же не знает, что ее брат герцог Карл-Август был когда-то женихом Елизаветы Петровны, императрицы Российской, да умер от оспы… А не умри он - сидел бы он теперь, может быть, в Петербурге императором, а с ним жила там и Иоганна-Елизавета, его сестра… Вот горе какое!

Бамм! Бамм!
– гремит колокол, с моря встает метель, гонит рыбачьи лодки в гавань… Бамм!

В темной низкой зале после новогодней обедни собрался весь, «двор» герцога. Герцогиня Иоганна-Елизавета - черная, худущая - нахохленной птицей сидит в кресле с высокой спинкой, под ногами - шитая подушка, золотые кисти отсвечивают… На скамеечке у нее ног старшая четырнадцатилетняя дочь - София - Фике, черноволосая, розовощекая девочка с блестящими глазками. Герцогиня вяжет крючком длинный кошелек - она его вышьет бисером и подарит кому-нибудь из многочисленных родичей. Дешево и мило…

Кругом толпятся французы - мадам Кардедль - старая воспитательница Фике, проповедник Пэрар, учитель чистописания Лоран, танцмейстер Пеко. Французы улыбаются, жестикулируют, немцы, напротив очень серьезны. Потирая зябко руки, вошел пастор Дове - бледный, взволнованный сказанной им проповедью. Его большие глаза еще, до сих пор полны пафосом и улыбаются дружеской слабой улыбкой профессору Вагнеру.
– Господин пастор, ваша проповедь сегодня превосходна, - говорит в ответ на улыбку профессор Вагнер.
– Да, да…

Учитель музыки Рэлиг из Цербста наготове и стоит у клавесина, - может быть, придется играть…

Сам герцог, командир прусского полка, в голубом мундире, в высоких ботфортах,

сидит за круглым столом и уж конечно тянет пиво с тремя своими офицерами…

– Ха-ха-ха!
– громко хохочет он.
– Ха-ха-ха!

Фике вытягивает тоненькую шейку в сторону веселой компании, но герцогиня опускает на дочь свои темные, обведенные синевой глаза:

– Фике! Ах, Фике! Сиди же прилично! Ты совсем стала мальчишкой! Ты носишься по улицам! И все эта бедность! Ах, бедность! Ну, какая же ты принцесса!

– Мадам, густым голосом говорит мадам Кардедль, - Фике достаточно видит свет. Когда она бывала с вами во дворца в Берлине, то вела себя отменно.

И Фике теперь сидит совсем, совсем смирно. Обоими кулачками она подперла свое симпатичное личико и смотрит, как в люстре горит в хрустале розовый огонек… Почему-то ей кажется, что ее ждет тоже что-то такое же красивое, что-то розовое, как этот огонек… О, она смелая девочка, у нее темные волосы и чудная розовая кожа блондинки. Ей смешны эти постоянные слезы и ахи матери…

– Ха-ха-ха!
– снова хохочет герцог. Толстый, рослый, румяный - он развалился в кресле: он хохочет своей же остроте. Сегодня Новый год… Надо веселиться. За ним хохочут и его офицеры…

Иоганна-Елизавета выдвигает вперед полную нижнюю губку:

– Как они грубы? О, эти мужчины! Кружка пива, водка - и они счастливы. Солдаты! Только солдаты! Но что же теперь делается в Петербурге?.. Брюммер обещался писать и молчит…

– Мамочка, да чего же вы ждете от этого лощеного господина?

– Фике, ты не понимаешь! Ведь это письмо будет из Петербурга! Мой бедный брат, правда, умер, его брак расстроился! Но ведь ваш Петр Ульрих - наследник русского престола… Внук Петра Великого. Твой двоюродный братец… Твой кузен! Императрица Елизавета благосклонно относится к тебе, она очень любит европейцев. Образованных. Воспитанных. Ах, какая это великолепная страна - Россия! Какая богатая! А что мы с мужем? Бедняки… Нам приходится таскаться с места на место. По полям сражений… То в Голландии, то в Испании. То на острове Рюгене… Ужасно! Жить в трактирах. Любезно говорить с пьяными офицерами. Невыносимо! Я же не герцогиня. Нет, нет, я просто мать-командирша!

Герцогиня прижала к носу скомканный платочек, скорбно смотрела из-за него на дочку и вдруг всплеснула руками.

– Ведь императрица России Елизавета - это же наша тетка. Эльза! Моя невестка! Царствует в России. Веселая. Добрая! У нее, говорят, трон золотой!.. Ах, ах! У нее бриллианты на башмаках! Ах, ах! Ее двор в Петербурге роскошнее Версаля. А какие войска у тетки Эльзы… Такими солдатами можно завоевать весь мир! А вельможи! Красавец к красавцу… Они получают в подарок от государыни по тысяче рабов… По сто тысяч червонцами. Собольи шубы. Ордена с бриллиантами. Золотые табакерки. В Петербурге живет кузен Петер… Там живут сотни немцев. Там дядя Людвиг! Там Брюммер… Барон Корф… Это все же наши люди. Там граф Шембелен-Бирндорф… И ты, кузина наследника, могла бы быть тоже там. Это положительно необходимо!