Императрица и ветер
Шрифт:
– Не нервничай, - произнесла Маша и поймала на замёрзшую ладонь снежинку.
– Тебе вредно.
– Как я ему скажу, он так и сделает, ясно тебе это?
– кровь бросилась к бледному лицу Виолы, и засыпался за шиворот снег. Маша поёжилась от холода, чувствуя, как по спине течёт холодный ручеёк.
– Он меня не бросит, а с тобой просто развлёкся.
– Считай, как хочешь, - безразлично пожала плечами Маша.
Сновали внизу машины - взад-вперёд, как будто кто-то выпустил на волю стаю мелких проворных жуков, они взвизгивали от
– Пора тебе успокоиться, - Виола запахнула на груди пальто. Воинственно, как будто закрыла самое ценное.
Маша устало отвела от неё глаза. Дверной проём маячил слева: в его черноте вспыхнула далёкая лампа, должно быть, стало темно и страшно маленькому жителю лестничной площадки. Шагнуть в него, спуститься по двум металлическим ступенькам - и нет больше снежных плато крыш, нет маняще-далёкой пропасти между ними, в которой мечутся маленькие городские жители и жуки мигают серебристыми огнями. Одиноко и страшно в большом заснеженном городе без серебристых огней.
– Я спокойна.
– Ты хочешь его вернуть!
– и сорвалась на хрип. Закашлялась.
– Не нервничай, - тихо улыбнулась Маша.
В соседнем доме зажигались окна. Шагнуть за невысокое ограждение и потрогать окна руками - а ну как согреются онемевшие от холода ладони? Иди сюда, шептали окна, коснись нас. Станет теплее, обещали окна. Но она знала - не станет.
– Я сброшусь, если ты не оставишь нас в покое, - жалобно и без надрыва выдала вдруг Виола.
Только она прогадала, Маше уже не было её жалко, и когда было жалко в последний раз, она не помнила, но очень давно. Душа не рванула вниз, чтобы спрятаться там за прочной пяточной костью. Нигде не закололо. Маша сказала:
– Замечательно. Сбрасывайся.
О чём ещё она могла думать, когда поднималась вверх по засоренной окурками лестнице - бегом с пятого этажа на седьмой, потому что на шестом не горел свет, и в темноте возле мусоропровода кто-то шевелился и шуршал. На восьмом было открыто окно, ледяной ветер завывал в лестничном пролёте, и горела местами почерневшая лампа. На девятом гордо сидела кошка, смятая тряпка валялась под дверью кошкиных хозяев. А чуть повыше десятого - серое небо и пушистый ковёр снега - упасть на него и вцепиться ногтями в крышу, чтобы случайно не соскользнуть в пропасть.
Иди ко мне, шепнула пропасть и подмигнула серебристыми огнями.
– Проигрываешь, тварь, с достоинством!
– и небо в глаза снегом. Не её голос - шипение существа, которое питается чужими страданиями и жизнями.
Маша увернулась от удара Виолы - ногти скользнули по щеке - и тронула пальцами тёмный дверной проём. Сейчас убежать, задыхаясь, по лестнице вниз, там ей уже не добраться, только бы уйти с крыши, потому что страшно упасть вдруг на спину и увидеть прямо над собой близкое серое небо. Поздно.
Уже не остановить то, что происходит. Она сама пришла
Чуть - и закапает на них кровь из порванных вен. Ты же хотела умереть. Или убить?
Нож, возникший из-под чёрного пальто, даже не удивил Машу. Она бросилась в сторону, заставляя Виолу по инерции налететь на захлопнувшуюся металлическую дверь. Маша поймала её за запястье и одним движением, свернув сустав, выдавила нож из её рук.
– Проигрывать?
– шепнула она окнам.
Боялась только одного: Виола почувствует её ненависть, будет пить её ненависть через край, как перебродившее, кислое вино. Захлебнётся этой ненавистью и бросит её вниз, тряпичной куклой, на растерзание радостно визжащим от свободы жукам. Брось её нам, взвизгнул один из жуков.
Не испугалась убивать и понимала, что убьёт Виолу сейчас. Или Виола убьёт её. Они упали в снег, и под его пушистым покровом оказалась твёрдая крыша, что больно толкнулась Маше в спину, выбив воздух из лёгких. Онемев на мгновение от боли, она упустила то движение, которым Виола впилась ей в шею холодными жёсткими пальцами.
– Я уничтожу тебя, тварь!
– Виола кричала, уже потеряв весь страх, и её не волновала даже возможность быть услышанной.
– Ты уничтожила всю мою жизнь, а я уничтожу тебя. Подыхать ты будешь долго и мучительно, слышишь, шлюха? Ты напрасно пришла сюда, я же разорву тебя на куски.
– Не по...смее...шь, - прохрипела Маша. Рванула руки вверх - клином - чтобы разбить её ледяной захват. В кармане куртки лежал телефон, только бы дотянуться до него. Два нажатия по кнопке сбоку, и на два номера уже летит сообщение с просьбой о помощи.
Не хватило сил. Сопротивление сломилось.
Виола тряхнула её, так что Маша затылком приложилась к крыше, и на губах стало солоно от крови. В тесноте сплетённых в драке тел рыкнул хрипловатым голосом рок-звезды телефон. Рыкнул песней о кровной мести. И таял холодный снег под её ладонью, что тянулась к карману куртки.
Телефон утих, и молчаливо стало на крыше, только тонко и пронзительно взвизгнул очередной выпущенный на свободу жук. Валилось на грудь бетонно-серое небо. Виола придавила её ладонь коленкой. Чуть расслабила хватку, и Маша судорожно втянула сырой от крови воздух, в горле защипало. Одним отчаянным движением ударила её по склонённому лицу.
Голова Виолы мотнулась в сторону, Маша задёргалась на снежном покрывале, сбрасывая гнёт бетонного неба. Снег мялся под её телом, как старая вата, пачкался в крови, а она не понимала, откуда идёт кровь. Скользили ладони по сырой крыше, и сводило пальцы от холода.