Императрица
Шрифт:
Его голос ослаб, и его слова прозвучали сухим шепотом. Она опустила голову. Он по-прежнему сохранил над ней власть. На протяжении всей их жизни его любовь удерживала ее.
— Обещай мне, по крайней мере, что ты не сделаешь ничего, не сказав об этом мне, — настаивал он, — это небольшое обещание.
Он призывал ее, а она все еще молчала.
— Награда — единственная, какую я прошу.
Он подождал некоторое время и, пока ждал, не отводил глаз от ее опущенной головы. А она никак не поднимала голову, она видела его ноги, прочно
Она подняла голову:
— Я обещаю.
— Ваше величество, — сказал Ган Ни, — вы поступаете неправильно. С возрастом ваше сердце смягчается. Вы не позволяете расправиться даже с иностранцами. Однако достаточно лишь вашего слова, и они уйдут, исчезнут даже их собаки и куры, а от их жилищ не останется камня на камне.
Его шпионы донесли ему, что Жун Лу был его врагом, и он поспешил прийти на аудиенцию. Императрица отвернула голову.
— Я очень устала от вас всех, — сказала она.
— Но, ваше высочество, — призывал он, — теперь не время для усталости. Это час победы. Вы и пальцем не пошевельнете. Только скажите слово, и другие сделают вашу работу. Мой сын присутствовал вчера на театральном представлении, он говорит, что все обсуждали глупость, которую сделал Жун Лу, позволив иностранным войскам войти в город. Во многих провинциях ждут, когда придет время нанести удар по западному врагу. Мы ждем вашего слова — только вашего слова, ваше высочество.
Она покачала головой:
— Я не могу сказать его.
— Ваше величество, — говорил Ган Ни, — прошу вас извинить Дуаня. У него грубые манеры солдата, но он на нашей стороне, хотя он и китаец.
— Эта правая рука, — похвалился Дуань и выставил свою толстую мускулистую правую руку.
Императрица оглядела собравшихся советников. Жун Лу среди них не было. Он попросил отпуска два дня назад, но она не ответила. Тем не менее от отбыл.
— Ваше величество, — сказал советник Ци Сю, — позвольте мне подготовить указ для вашей подписи. По крайней мере давайте разорвем отношения с этими иностранцами. Это напугает их.
— Вы можете подготовить, — сказала императрица, — но я не обещаю подписать.
— Ваше величество, — снова выступил Ган Ни, — вчера я был на праздновании дня рождения первой дамы дома герцога Лань. В его внешнем дворе живут более сотни боксеров во главе со своим начальником. У них есть дар вызывать волшебных духов, чтобы те входили в их тела. Я видел юношей не более четырнадцати или пятнадцати лет, которые впадают в транс и разговаривают на странных языках. Герцог Лань говорит, что, когда придет время, эти духи поведут боксеров на дома христиан, чтобы их разрушить.
— Я не видела этого своими глазами, — заявила императрица. Она подняла руку, оканчивая аудиенцию.
— Ваше величество, — говорил в сумерках Ли Ляньинь, — многие горожане дают приют боксерам.
Он поколебался, а затем
— Если вы не разгневаетесь, ваше величество, ваша приемная дочь, императорская принцесса, платит за то, чтобы двести пятьдесят боксеров стояли на постое за задними воротами города, а ее брат принц Цай Цзин обучается их волшебству. В город готовятся войти боксеры из Ганьсу. Многие люди уезжают, опасаясь войны. Все ждут вашего слова, ваше величество.
— Я не могу его дать, — сказала императрица.
— Ваше величество, — сказал Дуань Фусян, — дайте мне ваше разрешение, и я разрушу иностранные здания в нашем городе за пять дней.
Императрица давала аудиенцию в Зимнем дворце. Она вернулась в Запретный город накануне, оставив за спиной осеннюю красоту Летнего дворца. Боксеры без разрешения сожгли железную дорогу в Тяньцзинь.
Увы, были ли они неуязвимы? Кто мог знать?
На шестнадцатый день пятого месяца она послала Ли Ляньиня найти Жун Лу и доставить его к ней. Она должна была взять обратно свое обещание. В это утро шпионы принесли ей весть, что новые иностранные солдаты шагали в глубь страны с побережья, чтобы отомстить за смерть еще одного иностранца, убитого разъяренными китайцами в провинции Ганьсу.
Жун Лу появился в полдень, одетый в уличные одежды, как будто пришел из парка или с горного склона. Но она не обратила внимания на его внешний вид.
— Могу ли я по-прежнему молчать, когда город полнится иностранными солдатами? — спросила она. — Народ восстанет против трона, и династия погибнет.
— Ваше величество, я согласен, что мы не должны позволять новым иностранным солдатам входить в город, — ответил Жун Лу, — и тем не менее я утверждаю, что будет позором, если мы нападем на посланников иностранных государств. Они посчитают нас дикарями, не знающими законов гостеприимства. В своем доме гостя не отравляют.
— Что бы ты хотел, чтобы я сделала?
— Попросить иностранных послов покинуть город, с семьями и друзьями, — сказал Жун Лу. — Когда они уйдут, то войска уйдут вместе с ними.
— А если они не захотят уйти?
— Возможно, они захотят, — сказал он спокойно. — А если нет, то тогда тебя ни в чем нельзя будет винить.
— Ты освобождаешь меня от моего обещания? — спросила она.
— Завтра, — сказал он, — завтра… завтра…
Глубокой ночью императрица была внезапно разбужена ярким светом. Как всегда она спала с открытыми занавесками на кровати, и свет лился на нее из окон. Свет исходил не от фонаря и не от луны, а из самого неба, малинового и пылающего. Она села на кровати и позвала своих служанок, которые спали на соломенных тюфяках, разложенных вокруг ее постели. Они проснулись, сначала одна, а затем и остальные три, и побежали к окну.
— Ай, — закричали они, — ай-ай-ай…
Дверь разом распахнулась, и из-за нее, тщательно отвернув в сторону лицо, Ли Ляньинь прокричал, что пылал иностранный храм, подожженный неизвестными.