Имперец. Земли Итреи
Шрифт:
Этот же, пусть и был слабаком, но точно был неслабым Воином. Но при этом вонял, словно старый и больной джейр. И выглядел точно так же. Грязь покрывала его руки, лицо, длинные, давно не мытые волосы, в которые были вплетены какие-то кольца и разноцветные шнурки.
Оборванец скривился:
— Хорош глазеть, кинь денежку младшим братьям, говорю.
Я перевёл взгляд туда, куда он махнул рукой и прищурился, укладывая в голове то, что увидел там.
Какие к дарсу младшие? Четверо, что там сидели,
Но, как они при этом выглядели!
Грязи на них оказалось ещё больше. Они словно с рождения не видели ни воды, ни сменной одежды. По ним ползали мухи, даже не пытаясь улетать, когда те шевелились, монотонно качаясь на одном месте.
Железки были не только в их волосах, но и были вставлены в нос, уши. У одного из каждой щеки торчало грубое, уже позеленевшее кольцо.
А главное, над каждым из них ярко светился Указ, в котором нет-нет, но вспыхивали символы.
Фатия повела рукой:
— Прочь с дороги, выбивай духовные камни с кого другого.
— А ты не обнаглела, обижать убогих? Младшим что, обидеться и проучить тебя?
Фатия уже шипела, выхватив из-за пазухи медальон:
— Я дочь главы Тритонов, дарсов тупица! С дороги!
Вонючий оборванец наклонился ближе, попытался даже взять медальон, но Фатия рявкнула:
— Руки прочь! Или мне их тебе отрубить?
Оборванец расхохотался:
— Ох, похоже, я обознался. Где были мои глаза? Проходи, проходи, молодая госпожа.
Разведя руками, он шагнул прочь, потеряв к нам интерес.
Я словно со стороны услышал свой шёпот:
— Кто это?
Фатия прошипела:
— Нашёл время, — дёрнула меня за руку. — Идём.
Я повторил вопрос:
— Кто это?
— Рождённые Пылью.
— Кто это?
Фатия, не сумевшая стронуть меня с места, сдалась. Зло сверкнула глазами, наклонилась, обжигая ухо шёпотом:
— Мелкая шайка, которая промышляет попрошайничеством, воровством и прочими грязными делишками.
Я повторил свой вопрос, не отводя глаз от «младших»:
— А это кто?
— Это их марионетки. Хватит привлекать к себе внимание, идём же, ну!
Я медленно покачал головой. Как я мог забыть, где я нахожусь. Как я мог обмануться всеми этими беседами с Фатией, её улыбкой, её рассказами о техниках, Возвышении и травах. Вокруг меня земли Альянса Тысячи Сект. Она сектантка. Все вокруг меня сектанты.
Марионетки. Люди, которых Указы заставляют повиноваться по слову хозяина. Я ведь уже видел такое. В день, когда марионетки люди и быки вошли на площадь проверки Морозной Гряды. Я уже видел эти пульсирующие Указы. Я уже видел, как марионетки убивали с глазами, полными ужаса.
Мне бы ещё тогда задаться вопросом, как же сектант, которого я убил, сумел на них наложить
Но мне было тогда не до того.
Сейчас и гадать не нужно. Какой-нибудь хитрый артефакт, которыми так любит похвастаться Фатия, и готово.
Перед тобой старшие, которых ты никогда не сумел бы победить силой. Но теперь они полностью в твоей власти. Выполняют все твои приказы и прихоти. И при этом ты их считаешь не более, чем животными. Но даже за джейрами в моей деревне ухаживали лучше.
Путь, по которому я однажды чуть не пошёл под стенами Морозной Гряды. Путь, которого я так старательно избегал, командуя своим отрядом. Путь, к которому я постоянно делаю шаг с каждым новым своим Указом.
Оборванец, которому вроде стало не до нас, неожиданно расхохотался:
— А вы забавные. Он ничего не знает о городе, а ты, дочь главы секты, уговариваешь его, вместо того, чтобы приказать. Кто вы, вообще, такие?
Я медленно повёл головой осматриваясь.
И до этого было не так уж и много людей, которые хотели войти или выйти из города. Сейчас же вокруг нас уже который вдох было пусто. Удачно.
Я вернул взгляд на оборванца и растянул непослушные губы в улыбке. Надеюсь, отвратительной и страшной. Заметил:
— В свою бытность схожим оборванцем, я крепко-накрепко выучил, что нужно держать язык за зубами. А ты, стоя перед дочерью главы секты, похоже, успел забыть об этой важной вещи.
— Чё?
Это было всё, что успел сказать оборванец. Через мгновение Поступь уже перенесла меня вплотную к нему. Он не успел не то что отбить моей руки, а даже отшатнуться.
Мгновение я глядел ему в глаза, а затем приказал:
— Умри.
Через мгновение хрустнула шея, скрывая причину его смерти.
И сразу все словно с цепи сорвались.
Оставшиеся оборванцы завопили кто во что горазд:
— Брат! А-а-а! Ты чё творишь! Взять его!
Вскинулись «младшие», над половиной которых исчезли Указы.
Они буквально с места, с грязной мостовой прыгнули вперёд.
Двое на меня, а остальные на оборванцев.
Те не успели даже использовать техники, а «младшие» буквально разорвали их на куски, преобразившись за долю мгновения.
Теперь под кожей каждого из младших взбухли, налились алым вены. Да они и сами словно раздались в плечах, отрастили на руках здоровенные когти.
Удар одной такой лапы я отбил чешуйкой Панциря Роака, прежде чем спохватился, что это не та техника, которую нужно показывать всему городу сектантов.
Сон.
Бесполезно.
Я ушёл Поступью назад, а под ногами «младших» вскипели тугие щупальца Плетей.
«Младшие» принялись разрывать их своими когтями. Сначала над одним, затем и над остальными исчезли Указы.