Империум человечества: Омнибус
Шрифт:
Но в таком случае ему придется остаться с Кроном, не-люминеном Кроном, который при помощи молний сумел победить чемпиона безумных богов. Он точно не был обычным канониром. Слуга Императора? Натан почему-то так не считал. Со своим пылающим алым глазом он походил на слетевшую с каменного парапета горгулью. Возможно, он прятался среди толпы безликих людей, путешествуя от мира к миру. Лучшего укрытия нельзя было и представить. От любых опасностей его охраняла потрясающая боевая мощь имперского военного корабля. В конечном итоге, что Натан бы не думал, Крон спас ему жизнь, и теперь он был перед ним в долгу. Он хотел было сказать об этом, но Крон лишь отмахнулся в ответ.
— Не
Натан понял, что его ждет, даже раньше, чем его пальцы потерли холодную сталь вокруг глаза. Линза была твёрдой и слегка выпуклой на ощупь. На нём были, полученные в первом же бою в составе Имперского Флота и теперь закрытые металлом, шрамы, но видел он отлично. Натан вздрогнул, вспомнив странное поведение Крона после драки с Кендриксоном, когда тот отчаянно пытался избавиться от нерабочего бионического глаза.
— Крон? — начал Натан. — Кто ты на самом деле?
Крон фыркнул.
— Князек, украденный бродягами.
— Только не начинай.
— Прекрасно, тогда скажем другими словами, братишка… Меж звёзд идите, к славе верной…
Марк Брэндан
Тенебрэ
Щель красновато-серого жара, проникающего между завихрениями в атмосферных слоях над столицей Тенебрэ, говорила о закате последних дней существования планеты. Город, известный как Полынь, стоял в течение прошлых пятидесяти лет семисотого столетия сорок первого тысячелетия. Теперь Полынь умирала. Крики людей смешивались с невнятным бормотанием демонов и громом оружия. Опрокинутые влиянием деформационного действия ворот Хаоса, открывающихся, чтобы обеспечить доступ существам, у которых не было никакого законного места в материальном мире, разноцветные облака над городом, периодически низвергали потоки крови, иногда, на усыпанные трупами улицы, с небес падали жабы.
Пожилой человек, с нетипичной для его возраста поспешностью, шагал по развороченной войной центральной площади Полыни к крепости Адептус Арбитрес, перепрыгивая через смутные очертания развалин сводчатых залов и проездов.
Стареющий человек, он, однако, шел с высоко поднятой головой, что говорило о его принадлежности к власти. Ястребиные черты лица, вместе с парадной формой его министерства придавали ему неизгладимое впечатление мистической силы. Но это было всего лишь искусным маскарадом, который обеспечивал видимость силы человеку, внутри сломленному и пребывающему в смятении.
Все вокруг Кортеса подверглись панике и сбежали перед безобразными захватчиками. Даже теперь, с крыши этого самого здания, Арбитры изо всех сил пытаются эвакуировать как можно больше гражданских лиц. Эта последняя глава в его личной катастрофе была слишком большим испытанием для стареющего сердца Кортеса, но он знал, что должен казаться сильным перед лицом бедствия, если есть хоть какая-нибудь надежда для оставшихся в живых.
Проход в грудах трупов был специально расчищен, чтобы обеспечить свободный доступ к кабинету Губернатора.
«Удивительно, — думал он. — Даже в час моей самой большой неудачи, они продолжают выказывать мне уважение».
По его пятам, строго два шага позади, нёсся его хнычущий советник Фрэйн. Негодяй бормотал непрерывный поток лести и елейной ерунды, которую губернатор давно научился игнорировать. В то время, пока они преодолевали еще один сводчатый проход, на своем пути к укрепленному
На этой трагической сцене Кортес закрыл двери лифта и почувствовал, что искра внутри него начала понемногу угасать. Древний лифт пришел в движение и начал свой быстрый подъем.
— Хвала Императору! Еще одна семья еретиков уничтожена! — заметил Фрэйн в своем обычном стиле.
Два тяжеловооруженных охранника никак не отреагировали на слова помощника.
Кортес смотрел на Фрэйна с неприкрытым отвращением, искренне надеясь, что этот коварный и беспринципный человек не подводил под одно определение всех тех несчастных, которые лежали сейчас мертвыми. Мертвыми из-за самодовольства их начальников.
«Из-за моего собственного самодовольства», — мысленно исправил себя Кортес.
Достигнув относительно безопасной палаты штаба, Кортес приказал, чтобы Фрэйн и его охранники эвакуировались с остальными. Он же собирался привести в порядок свои дела. Советник начал было протестовать — только для того, чтобы в будущем снять с себя какие-либо обвинения, заметил Кортес — но был проигнорирован. И с большой поспешностью присоединился к эвакуации остальной части испуганного населения Полыни. Наконец, губернатор остался наедине с собой.
Палата штаба была просторной, и Кортес отвлеченно отметил, что, по крайней мере, генераторы все еще работают. Яркое дневное освещение отражалось искусственным светом от полированных поверхностей интерьера кабинета. Дэйн Кортес медленно подошел к широкому окну, чтобы наблюдать за тем, какой ужас разворачивается за ним. На его глазах Хаос и ересь охватывали его нынешний дом.
Кортес долгое время с достоинством служил в вооруженных силах, получил высокое звание командующего, боролся на ста планетах в дюжине систем. Но со временем он почувствовал отвращение к войне, и в последние годы его военной карьеры он понял, насколько сильно нуждается в мире, чтобы окончательно не потерять себя. К тому времени его влияние было достаточно сильным, чтобы кто-то где-то дернул за ниточки, и, пожалуйста, на горизонте замаячила Тенебрэ.
Тенебрэ! В то время планета казалась идеальной, и Кортес думал, что должность губернатора решит все его проблемы. Стоя возле огромного окна, Дэйн иронически смеялся над собой. В конце концов, рядом не было никого, кто мог услышать его смех.
Ниже по улице ужасное шипение, обугленных плазмой тел, смешивалось с криками раненных, это был урок наивысшего ужаса для Дэйна. Холодные и нездоровые мысли заполняли разум правителя Тенебрэ.
«Возможно, нет никакого спасения», — размышлял он, рассеянно пощипывая свой манжет из декоративной парчи. — Сама жизнь — Страх, Вселенная — Страх, и выживание само по себе ничто, а всего лишь болезненная энергия, подкормленная радостным облегчением того, что следующий человек, которому суждено погибнуть, не единственный. Действительно ли страх перед смертью — единственная радость жизни»?